Исторические документы и интересные факты

Форум » О фильмах и актерах трилогии » Исторические документы и интересные факты - 1 » Ответить

Исторические документы и интересные факты - 1

Freelancer: В данной теме предлагаю выкладывать исторические документы и интересные факты, имеющие отношение к Навигацкой школе и ее воспитанникам...

Ответов - 78, стр: 1 2 3 4 All

Freelancer: Нашел очень интересную статью "Чины Русского Военного Флота по Уставу Морскому 1720 года". Почитайте - не пожалеете!

Freelancer: Пётр 1 создал Российский флот и регламентировал его деятельность Морским Уставом, впервые отпечатанным в Санкт-Петербурге 13 января 1720 года (этот документ в "Виват, гардемарины!" упоминается как "Морской регламент"). Петр 1 ввёл на флоте должность штурмана. Многого не вспомнить, но несколько статей из устава запомнились хорошо. Орфография и пунктуация сохранены.- "Штурманов в кабаки не пущать, ибо они, отродье хамское, не замедля напиваются и дебош устраивают." - "Штурманов во время баталии на верхнюю палубу не пущать, ибо они своим гнусным видом всю баталию расстраивают." - "Штурмана натура хамская, до вина и баб охочая, но за знания наук навигацких, хитростных, в коюткомпанию пущать повеливаю." Вот какие были статьи в уставе Петра Великого. Между прочим, это не "байка", а достоверный исторический факт - желающие могут проверить в архивах...

Freelancer: 9 июля 1762г. Россия Екатерина II провозглашена императрицей и самодержицей России Император Петр III проводил это лето в Ораниенбауме (ныне Ломоносов), а его супруга Екатерина Алексеевна - в Петергофе. В их семье был глубокий разлад. Петр не скрывал своей нелюбви к Екатерине, при всех обижал ее и грозил заточить. Готовя развод, он уже наметил себе в жены племянницу своего канцлера, одну из графинь Воронцовых. Духовенство и гвардия тоже невзлюбили императора за его преклонение перед Пруссией. Екатерина отлично воспользовалась ситуацией. В среде Елизаветинских вельмож и гвардейских полках уже давно шла подготовка к перевороту в ее пользу. Вельможи были очень осторожны и скрытны, а гвардейская молодежь смела и решительна. Во главе ее стали пятеро братьев Орловых, особенно активную роль играли Алексей и Григорий. В этот день рано утром они тайно вывезли Екатерину в Петербург и провозгласили ее императрицей и самодержицей Екатериной II, а сына Павла Петровича наследником престола. Все войска присягнули Екатерине, народ ликовал. И даже самое чуткое ухо не могло расслышать за легкими шагами Фике грозной, суровой поступи блистательного, страшного века Екатерины Великой...

Фуке: Согласен лишь с одним : " страшного века Екатерины Великой". Для меня да и для многих других историков она осталась иностранкой, преступным путем занявшей трон в обход законного наследника (Павла 1) и убившей двух законных императоров - Петра Третьего и Ивана Антоновича.

Luna: ЕЛИЗАВЕТА ПЕТРОВНА (1709-1761) Российская императрица с 1741г. Глухой ночью 25 ноября 1741 года цесаревна Елизавета Петровна совершила государственный переворот и захватила Зимний дворец, арестовав там младенца-императора Иоанна VI Антоновича и его родителей — принца Антона Ульриха Брауншвейгского и Анну Леопольдовну. Переворот этот не был ни для кого неожиданностью — слухи о нем расходились по столице и стали достоянием правительства. 23 ноября 1741 года Анна Леопольдовна на приеме при дворе пыталась переговорить с Елизаветой, приходившейся ей тетушкой, и урезонить ее. Но увещевания имели обратный эффект — узнав, что властям все известно о заговоре, Елизавета решилась действовать. Она подняла на мятеж верных ей гвардейцев и стала российской императрицей. Елизавета давно шла к власти, хотя сперва ее предназначали для другого. Она появилась на свет в тот самый момент, когда ее отец Петр Великий вводил в Москву свою армию — победительницу под Полтавой. Это счастливое совпадение, радостно отпразднованное столицей, характерно для Елизаветы, которой всегда везло в жизни. Она родилась в счастливой семье Петра и Екатерины и с ранних лет была окружена теплом и лаской. Петр был без ума от своей «четвертной лапушки», — так он называл в одном из писем дочку, которая только что поползла на четвереньках. Со временем восторги только усилились — девочка росла необычайной красавицей. В феврале 1712 года Петр узаконил свой брак с Екатериной, а вместе с тем — и своих дочерей (в 1708 году родилась старшая сестра Елизаветы — Анна). Девочек начали учить грамоте очень рано, и для Петра не было большего наслаждения как вести «взрослую» переписку с дочерьми, ждавшими отца из походов. В сентябре 1721 года Елизавета была официально признана совершеннолетней и стала невестой на выданье. С 1721 года русские дипломаты добивались сватовства французского короля Людовика XV, почти ровесника Елизаветы, к цесаревне. Но брак не состоялся. После смерти матери, императрицы Екатерины I в 1727 году, Елизавета сблизилась с юным императором Петром II, но ненадолго. Царствование же Анны Иоанновны (1730—1740), которая приходилась Елизавете двоюродной сестрой, оказалось для цесаревны малоприятным и даже тревожным. И хотя она официально занимала третью позицию в протоколе, сразу после Анны Иоанновны и ее племянницы Анны Леопольдовны, положение Елизаветы было неустойчивым. Императрица не любила сестру. За этой неприязнью скрывалось многое — жгучая зависть к счастливой судьбе, беззаботной веселости молодой девушки, не познавшей, как она, Анна, ни бедности, ни унижений. Елизавете почти ничего не нужно было делать, чтобы возбудить ненависть царицы: достаточно было появиться на бале в новом платье, с бриллиантами в великолепных пепельных волосах, с улыбкой Афродиты на устах, вызвав шелест восхищения в толпе гостей. Анна мечтала выдать Елизавету за-муж куда-нибудь подальше от России, но опасения иметь за рубежом страны дочь и, возможно, — внука Петра Великого — пересиливали: Елизавета оставалась по-прежнему в девках. Впрочем, цесаревна особенно не грустила. Вокруг нее сложился кружок молодых людей, среди которых были знаменитые деятели ее будущего царствования — братья А.И. и П.И. Шуваловы, М.И. Воронцов, фаворит цесаревны А.Г. Разумовский, и они вместе славно проводили время — на охоте, в праздниках, развлечениях. В 1740 году умерла Анна, на престол вступил Иоанн Антонович, регентом при нем стал Э.И. Бирон, которого вскоре сверг Б.Х.Миних. Правительницей России при сыне была Анна Леопольдовна, женщина ума негосударственного, малоинициативная и ленивая. Фактически власть после отставки Миниха перешла к А.И. Остерману, политику опытному, но совершенно непопулярному. Явная слабость власти, а более — непрерывная чехарда правителей нерусского происхождения — все это вызывало раздражение гвардии, помнившей славные петровские времена и гордые победы гениального царя, божественный свет которого распространился и на его дочь. Елизавета много делала, чтобы понравиться гвардейцам: она их ласково принимала, соглашалась быть их кумой при крещении детей, была проста, дружелюбна к сподвижникам своего отца и их молодым товарищам. Параллельно она начала вести переговоры со шведским и французским посланниками Нолькеном и маркизом де ла Шетарди, которые надеялись на изменения проавстрийского внешнеполитического курса России, укрепившегося при Анне Леопольдовне. Шведы также полагали, что, помогая Елизавете деньгами, они сумеют, в случае вступления ее на престол, добиться пересмотра условий Ништадтского мира 1721 года и возвращения завоеванных Россией шведских провинций в восточной Прибалтике. Однако эти условия соглашения отпугивали цесаревну, и она затягивала переговоры. События 25 ноября 1741 года положили конец всем колебаниям — Елизавета стала императрицей. Нет сомнений, женщины более красивой, чем Елизавета, в ту пору не было на свете. По крайней мере, так считали современники. Высокий рост, грация, удивительный цвет лица, тонкая талия, пышные пепельные волосы — все это не может полностью передать обворожительности Елизаветы, о которой китайский посол, исходя из собственных представлений о женской красоте, как-то сказал: «Если бы у нее не были такие большие глаза, никто не мог бы остаться в живых, увидя ее». Однако красота была не только даром природы, но и плодом титанических усилий портных, ювелиров, парикмахеров и самой Елизаветы, обладавшей тончайшим вкусом, чувством гармонии и меры. Она прожила жизнь, не спуская с себя глаз, и поэтому больше всех на свете любила только себя и свое отражение в сотнях придворных зеркал, жаждала все новых и новых нарядов и украшений, которые скупали для нее в Европе. Но на этом императрица не останавливалась. Свою власть она широко использовала для регламентирования внешнего вида подданных, особенно придворных, шла ли речь о запрещении надевать дважды одно и то же платье, или о фасоне кафтана, прически, модели маскарадного костюма. Более того, Елизавета установила личный досмотр всех прибывающих в Россию «галантерейных товаров» и отбирала для себя все самое лучшее, иногда — целыми партиями, чтобы лишить других дам источников совершенства. Однако тирания моды не была в тягость высшему обществу. «Ухищрения кокетства» были так сильны, что захватили даже мужчин, породили в сатире осуждаемый моралистами об-раз стиляги-петиметра, который с утра до вечера думает о красоте ногтей, прическе, бантике на шпаге, мушках на щеках, да еще о кокетке, которая должна все это оценить. А между тем речь идет о поколении детей, отцы которых стонали от узких петровских кафтанов и требовали непременно положить им в гроб некогда сбритую по воле грозного царя бороду. Характер императрицы был не столь безупречен, как ее внешность. Один из современников писал: «Сквозь ее доброту и гуманность в ней нередко просвечивает гордость, высокомерие, иногда даже жестокость, но более всего подозрительность... Зато императрица вполне владеет искусством притворяться». Особенно хорошо понимали это придворные, слуги и близкие государыни, которые немало страдали от ее придирок, подозрений, грубости. Общение с императрицей было делом весьма сложным. Екатерина II вспоминала: «Было множество тем для разговора, которые она не любила: например, не следовало совсем говорить ни о короле прусском, ни о Вольтере, ни о болезнях, ни о покойниках, ни о красивых женщинах, ни о французских манерах, ни о науках — все эти предметы разговора ей не нравились. Кроме того, у нее было множество суеверий, которых не следовало оскорблять; она также бывала настроена против некоторых лиц и склонна перетолковывать в дурную сторону все, что бы они не говорили, а так как окружающие охотно восстанавливали ее против очень многих, то никто не мог быть уверен в том, не имеет ли она чего-либо против него. Вследствие этого разговор был очень щекотливым». Страшен был гнев императрицы, ее божественные черты уродливо искажались, лицо наливалось пунцовой краской и она начинала визгливо кричать, не стеснялась и рукоприкладства. В чем-то она очень напоминала отца — человека импульсивного, тяжелого, неуравновешенного и беспокойного. У нее был отцовский темперамент, нервная подвижность, которая гнала ее с одного места на другое, делая жизнь окружающих подлинной мукой. Как и отец, Елизавета была легка на подъем и любила путешествовать. Зимний путь из Петербурга в Москву она пролетала за 48 часов, меняя лошадей через каждые 20—30 верст. Кажется, что большая часть этих путешествий была лишена смысла, а тем более — государственной надобности. Скорее это была прихоть, безотчетное желание смены впечатлений, каприз. Характер Елизаветы не был отшлифован воспитанием, она не знала, что такое труд, терпение, ей были неведомы напряженное умственное усилие, тяжелая государственная работа. Она превратила собственную жизнь в вечный праздник, королевой которого постоянно и была. Но все же ее праздничная жизнь имела свои теневые стороны. Современники замечали, что императрица могла поздно вечером внезапно покинуть дворец и провести ночь в каком-нибудь другом месте, куда гнал ее уже не каприз, а страх. Все 20 лет своего царствования Елизавета не знала покоя: страх ночного переворота никогда не покидал ее. Подлинная страсть к перестановкам и перестройкам дворцовых комнат объясняется также бо-лее страхом, чем погоней за новизной впечатлений. Она не смыкала по но-чам глаз и ложилась не ранее шести утра, перенося на самый поздний час ужины, обеды, развлечения. Все, естественно, должны были приспосабливаться к полночной жизни императрицы. Елизавета была истинной дочерью своего времени, когда в искусстве царил стиль барокко. Именно барокко с его капризными завитками, причудливыми изгибами, легкомысленной и чувственной роскошью как нельзя лучше подходило Елизавете и служило ей драгоценной оправой, как редкостному бриллианту. И Елизавета не жалела денег на эту оправу, не глядя подписывала счета, которые подавал ей великий Мастер — Франческо Бартоломео Растрелли, чей веселый итальянский гений отразился в несравненных архитектурных шедеврах, до сих пор поражающих нас изяществом, роскошью и величием. Все внутреннее убранство великолепного Царскосельского дворца говорило о том, что Елизавета живет как бы в земном раю, а всякое ее появление перед гостями представлялось чудом: в сверкающей под лучами солнца анфиладе комнат и залов, уходящих в какую-то теплую зеркально-золотую бесконечность, появлялась блистающая точка. Она все увеличивалась и увеличивалась, на зрителей накатывалась, нарастая, волна света, шороха тканей, аромата — к гостям приближалась императрица. О пирах, фейерверках, салютах, заливавших небо и землю фантастическим звездопадом не приходится и говорить — так роскошны, сложны, искусны они были, так любила «огненные потехи» царица. Г.Р. Державин называл пору правления Елизаветы «веком песен». Так и было. Елизавета обладала незаурядными музыкальными способностями, любила музыку, сама сочиняла песни. Благодаря ей в России появились гитара, мандолина, арфа, многие другие инструменты, расцвели оперное искусство, балет. Наслаждалась государыня и редкостным музыкальным чудом — изобретенным чехом Марешом роговым оркестром, который включал в себя десятки рогов разной длины. Слушать его можно было только под открытым небом и на порядочном расстоянии — так громок был звук живого органа, состоявшего из крепостных музыкантов. Но особенно сильно любила царица драматический театр. Елизавета была самой частой зрительницей многочисленных трагедий и комедий, которые ставились на его сцене. Благодаря театральным пристрастиям Елизаветы русский зритель познакомился с Шекспиром, Мольером, пьесами русских драматургов, первейшим из которых был Александр Сумароков. Естественно, что заниматься делами между переодеванием для театра или бала было, в сущности, некогда. Да и не умела дочь Петра управлять государством. Видимо, ей поначалу казалось, что это довольно просто: нужно смыть все наросты, искажения, которые образовались на теле российского государства после смерти Петра I в 1725 году и далее править согласно постановлениям и регламентам покойного отца. Но жизнь развеяла иллюзии Елизаветы, и ей ничего не оставалось, как передоверять дела министрам и фаворитам. Но как им было трудно с императрицей! Проходили недели, месяцы, пока она подпишет какой-либо документ. Впрочем, ситуация никогда не становилась драматичной. Бюрократический аппарат, некогда запущенный в ход Петром I, продолжал свою монотонную работу, был жизнеспособен и плодовит. Не следует также представлять царствование Елизаветы в карикатурном виде: оно ознаменовалось множеством важных событий, начиная с открытия в 1755 году Московского университета, Академии художеств (1760) и кончая принятием законов, упрочивших дворянские привилегии, развитием национальной экономики. Спрос на русское железо достиг 100 процентов от его производства, что резко стимулировало промышленное строительство. Несмотря на почти полную отстраненность от дел, Елизавета была полновластной самодержицей и ревниво следила за тем, чтобы никто не смел повелевать ею. Когда церковники надумали убедить царицу восстановить ликвидированное ее отцом патриаршество, они получили решительный отпор — при всем смиренном с виду православии Елизаветы, она оставалась самодержицей и не допускала мысли о возможном соперничестве ее верховной власти ни в одной сфере жизни русского общества. Да, она была неискушена в политике, но это не означало, что она была простодушна и доверчива. В ее политике видны пристрастия, симпатии, капризы, но никогда не найти поспешности и скоропалительности. Какое-то внутреннее «самодержавное чувство» диктовало ей осторожное политическое поведение, позволяло избежать риска для собственной власти, обеспечить стабильность режима и благополучие страны в целом. Среди «скучных» государственных занятий для Елизаветы существовало одно исключение — внешняя политика. Она интересовала императрицу, ибо в те времена была «ремеслом королей». Европа ХVIII века представляла собой большую, недружную семью коронованных родственников, между которыми с годами складывались сложные, запутанные отношения симпатий, антипатий, измен, вражды. Елизавета в полной мере осознавала себя членом этой семьи и жила ее интересами, целиком отдаваясь столь любезному ей миру интриг, слухов и скандалов. А это означало необходимость читать донесения посланников, министров, выдержки из газет, давать указания, подписывать инструкции. И Елизавета это с удовольствием делала, причем проявляла качества неплохого дипломата. У иных людей, знавших императрицу поверхностно, создавалось обманчивое впечатление, что это простодушная, кокетливая и доверчивая красавица, которой можно, при желании, управлять, чтобы добиться своих целей. Но таких дельцов ждало неизбежное разочарование. Француз Лефермиер писал в 1761 году о Елизавете: «Из великого искусства управлять народом она усвоила себе только два качества: умение держать себя с достоинством и скрытность». Оба качества, как мы знаем, для дипломата всегда крайне важны, и они не раз выручали царицу. Во внешней политике Елизавета также исходила из нескольких дорогих ей принципов — так называемой «системы Петра Великого», которая прежде всего предполагала учет национальных, точнее имперских, интересов России. Эти начала были усвоены дочерью Петра с детства, и они естественным образом отвечали ее интересам самодержицы. Следование им придавало политике России определенность и ясность, позволяло довольно успешно вести дела в Европе. Из 20 лет царствования Елизаветы целых 15 оказались мирными — такого история России не знала два столетия. Четыре года Россия участвовала в Семилетней войне (1756—1760). Несмотря на извечную российскую неразбериху, воровство в тылу, непродуманность стратегических планов, русская армия сумела нанести чувствительные поражения непобедимым ранее войскам Фридриха Великого. Нет, оружие Петра Великого не заржавело, и дочь его славы не посрамила! Елизавета официально никогда не была замужем и не имела детей, хотя многим эти утверждения не казались бесспорными. 1730—1740-е годы были порой фавора графа Алексея Григорьевича Разумовского. Примерно с 1742 года стали распространяться слухи о тайном венчании Елизаветы с Разумовским в подмосковном селе Перово. И хотя у нас нет прямых доказательств этого, подозревать, что брак все-таки был заключен, мы можем. Так же неясна история с «князьями Таракановыми», которых одни историки признают детьми Елизаветы и Разумовского, а другие считают племянниками фаворита, сердечно принятыми при дворе бездетной Елизаветы. В конце 1740-х годов на смену Алексею Разумовскому пришел новый фаворит — Иван Иванович Шувалов. Фавориты — отставной и действующий — оказались выше всяких похвал: не случалось им ни скандалить, ни затевать распри между собой. Вообще, при Елизавете на страну снизошел покой: не было ни страшных бунтов, ни ожесточения, за 20 лет императрица не подписала ни одного смертного приговора. В немалой степени это зависело не только от государыни, но и от ее ближних людей, в том числе от Ивана Шувалова. В отношениях Елизаветы и юного Шувалова была своя, неразгаданная тайна. Мало что могло объединять этих людей, и, тем не менее, 12 лет они провели вместе и очень дружно. В Шувалове был шарм, та изящная небрежность светского человека, которой не обладал Разумовский. Он любил наряды, праздники, ту веселую жизнь, которой жила царица. Желание хорошо одеться, изящно выглядеть не рассматривалось Шуваловым как порок — думая о красе ногтей, он оставался дельным человеком. Вместе с тем, Елизавете, вступившей в зрелые годы, которые быстрой вереницей потянулись к ненавистной старости, Ванечка Шувалов давал ощущение молодости, свежести чувств. С ним она останавливала для себя время, была по-прежнему молода. Иван Шувалов был один из немногих людей, которые видели Елизавету в последние дни ее жизни. К концу она резко изменилась. Старость стала для нее настоящим бедствием. Ни многочасовые бдения перед зеркалом, ни новые наряды, оригинальные прически не могли спасти, вернуть божественную красоту. И в отчаянии срывая с себя украшения, она отменяла предстоящие праздненства, спектакли, приемы. Всю осень 1761 года она провела в Царском Селе. Уже давно болела, падала в глубокие обмороки, и не было на свете другого человека, который бы так боялся смерти: само слово это запрещалось произносить при ней. В животном страхе смерти Елизавета отказывалась лечиться, принимать лекарства, слушать советы врачей и соблюдать хотя бы какой-нибудь режим. Развязка наступила на Рождество. Судьбе было угодно, чтобы, прожив всю жизнь как один непрерывный праздник, Елизавета и умерла в великий светлый день, 25 декабря 1761 года. Накануне она тихим голосом простилась с наследником престола Петром Федоровичем и его женой Екатериной. Хоронили императрицу уже в новом 1762 году. В роскошной серебряной робе с кружевными рукавами и золотой короной на голове она, даже отправляясь на тот свет, была одета, как истинная модница. При новой государыне заметно изменились нравы: народ бежал смотреть уже не на смертную казнь — кстати, взойдя на престол, Елизавета ее отменила, — а ломился в театр. И вообще императрица старалась многие прежде бытовавшие привычки истребить и предать забвению. Кое-какие старинные московские забавы подверглись официальному запрету: в обеих столицах отныне нельзя было иметь медведей, «а кто к оному охотник, держали б в деревнях своих и по ночам бы не водили». Кроме медведей, Москва сердобольная лишилась и еще одной своей давнишней «достопримечательности»: строго-настрого возбранялось выпускать колодников, которые «ходят скованные на цепях и в железах по нескольку человек, в числе коих бывают и пытанные в разодранном платье, тако, что и тело видно». Бродя не только по дворам, но и по Красной площади в рядах, они просили милостыню «необыкновенно нараспев, с криком», отчего, как считал генерал-полицмейстер, «немалое предосуждение, а особенно от чужестранных послов произойтить может». Запрет коснулся и некоторых развлечений, внедрявшихся прежней царицей: «Ея Императорское Величество указать соизволила, чтоб впредь, кроме иностранных Послов и Посланников, и прочих министров, никто в домах своих из ружья ни из какого, как по птицам, так и просто для забав отнюдь не стреляли. А ежели впредь, кто будет стрелять: за то с самих помещиков и протчих хозяев брать штрафа за каждый выстрел по тысяче рублев; а буде люди их будут стрелять без ведома помещиков своих и протчих хозяев, за то их ссылать на каторгу».

Luna: Маркиз де-ла Шетарди в России 1740-1742 годов Новости Стр. 52 Царица часто страдает от подагры (dе lа gоuttе), так что если бы даже и предполагать в ней расположение и склонность к кабинетным занятиям, то все таки она не в состоянии управлять сама. По этому, она в действительности вмешивается только в то, что касается развлечений, и поощряет лишь своих придворных окончательно разоряться посредством безумной роскоши. Что же касается до управления, то она ссудила свое имя герцогу курляндскому. Гр. Остерман кажется товарищем герцога, но на деле это не так. Правда, что герцог советуется с ним, как с просвещеннейшим и опытнейшим из русских министров, однако не доверяет ему по многим причинам. Он следует его советам только тогда, когда они одобрены евреем Липманом, придворным банкиром, человеком чрезвычайно хитрым и способным распутывать и заводить все возможныя интриги. Этот еврей, единственный хранитель тайн герцога, его господина, присутствует обыкновенно при всех совещаниях с кем бы то ни было — одним словом, можно сказать, что Липман управляет империею*). Принцесса мекленбургская, супруга принца бевернскаго, такого же характера, как и тетка ея, и старается подражать ей во всем, что удаляет от нея привязанность народа и многих знатных. Хотят однако ей приготовить корону, но ей придется бороться с двумя партиями: одна герцога голштинскаго, другая великой княжны Елизаветы; первая из них слаба на столько, на сколько прочна последняя. Большая часть армии за дочь Петра Bеликаго, также как и многие из *) О нем говорено выше на стран. 13, примеч. 5. Стр. 53 тех, которые из надежды или опасения выказывают себя благоприятетвующими герцогу. Последний истинными друзьями имеет только принца гессен-гомбургскаго, Головкиных, Куракиных, гр. Bладислuвича Рагузинскаго, Неплюева и министров. Деньги чрезвычайно редки в России. Большая часть полей остается необработанными по 5 и 6 лет. Жители пограничных областей спасаются к соседям; в особенностиУкрайна ныне почти совершенно пуста*). Продолжают самыя строгия розыскания участников Долгоруких. Чем более вникают в дело, тем более открывается виновных. Уже казнены смертью во внутренности московского замка (dаns l’intеriеur du сhаtеаu dе Mоsсоu) более 86 заговорщиков, и более 200 лиц недавно арестованы по тому же делу. tрудно предвидеть, какой будет исход сильнаго бро-жения, которое царствует теперь в России. Bеликая княжна Елизавета живет в своем дворце очень уединенно: у ней приняты величайшия предосторожности для предупреждения несчастия. Полагают, что она всегда одинаково (?) расположена к князю(?) Нарышкину, который, как уверяют, живет, как француз, под вымышленным именем и что будто ему княжна обещала свою руку. 10) (Следует список наградам 28 февраля 1740 г. по случаю заключения мира с турками: он есть в современных русских ведомостях). Примечание. 10) 0 каком то князе Алексее Нарышкине упоми- *) Это известие вполне подтверждается тремя манифестами 1734 г., которыми приглашались бежавшие из России снова возвратиться туда. 31 июля того же года, кабинет министри докладывали однако, что «надеяться не можно, чтобы все оные беглецы возвратиллсь», почему тогда и полагалось возвратить их из Польпш военною силою. Стр. 54 нается в депешах саксонскаго министра Зума и секретаря его Пецольда при известиях о заговоре Долгоруких в 1739 году. Здесь разсказано, что Долгорукие имели тайныя сношения с Франциею и Швециею (если бы это было справедливо, то конечно упоминалось бы в секретной инструкции французскому посланнику, и он, наверное, не говорил бы в своих депешах так поверхностно о заговоре Долгоруких); что посредствующим в этом деле лицом был князь Алексей Нарышкин, за десять лет перед тем удалившийся во Францию по случаю желания Алексея Долгорукаго отделаться от него, как сторонника Елизаветы; что, наконец, в 1739 г. у Долгоруких было намерение превозгласить Елизавету и князя Нарышкина императрицею и императором (Неrmаnn's Gеsсhiсhtе dеs russ. Stааtеs, IV, 605 — 606). Обращаясь к русским известиям, находим у Бантыш Каменскаго, что Семен Кириллович Нарышкинъ(род. 1710 года) сначала служил камер-юнкером при дворе, а после смерти Анны Иоанновны уехал в чужие краи, так как в России давали тогда первенство иноземцам; что при восшествии на престол Елизаветы он получил звание чрезвычайнаго посланника при лондонском дворе, был там год и семь месяцев, возвратился потом в Петербург, отличался щегольством, имел в карете зеркальныя стекла, а на кафтане шитое серебром дерево, котораго сучья и листья расходились по рукавам; наконец он был андреевский кавалер, завел домашний театр и т. д. (Словарь достопамят. людей, M. 1836 г., IV, 9—10). Bот еще какия сведения о Нарышкине встречаем в Gеnеаlоgisсh - Ниstоrisсhе Nасhriсhtеn за 1742 и 43 годы (ХLVI, 930 и LХ, 1124): «После отзыва из Лондона русскаго посланника кн. Щербатова, свояка несчастнаго графа Остермана, прибыл 23 Стр. 55 февраля 1742 г., вместо него, камер-юнкер Нарышкин и 27 имел первую аудиенцию, а кн. Щербатов — прощальную. Новый посланник жил до сих пор инкогнито в Париже под именем tеnkin — он дальний родственник императрицы... 20 декабря 1743 г., князь Нарышкин, который более 20-ти лет жил за границею, возвратился обратно в Петербург, и на следующий день, когда представлялся императрице, был принят ею особенно милостиво. Прекрасныя сведения о иногих предметах, приобретенныя им во время заграничных путешествий, побудили императрицу поручить ему заведывание императорскою академиею наук, чтобы поставить ее на ту степень, на какой она находилась при Петре I (когда она еще не существовала)»... Остальную переписку Шетарди читать здесь

Lady Shadow: Luna, спасибо!

Luna: Анна Гавриловна Ягужинская. Конфискация Павловского Первым браком П.И. Ягужинский был женат на Анне Федоровне Хитрово. Однако семейная жизнь приносила Павлу Ивановичу одни огорчения. Жена очень скоро обнаружила признаки тяжелой душевной болезни. Во время частых отлучек мужа она впадала в черную меланхолию, приступы которой иногда сопровождались буйством. При отъезде Ягужинского к венскому двору в 1720 г. болезнь настолько усилилась, что домашние донесли об этом хозяину. Вернувшись из посольства, граф увидел, что тревога домочадцев была не напрасной. Десятилетняя брачная жизнь и трое детей остановили его перед окончательным решением. Он решил терпеть посланные судьбой несчастья и надеялся, что в его присутствии припадки прекратятся. Но этого не произошло. Слухи о диких выходках жены генерал-прокурора дошли до императорского дома. По настоянию Петра Ягужинский начал бракоразводное дело. 22 сентября 1722 г. он подал прошение в Синод, в котором указывал на многие «закону христианскому противные поступки и иные мерзости» своей жены и невозможности ни ему, ни детям дальше жить с ней. При прошении были приложены показания свидетелей поведения Ягужинской, где было сказано, что она «чинила такие мерзости и скаредства, какие не точию словом произносить, но и писать зело гнусно и мерзко, яко зело непотребные и приклада не имеющие». Из того, что бумага все же терпела, сообщалось, что графиня убегала из дома и ночевала неизвестно где, вела знакомство с «непотребными и подозрительными женщинами», бродила по улице раздетая, скакала «сорокой», однажды ворвалась в церковь, оскорбила священника и побросала на пол священные предметы. Синод, не вынося окончательного приговора, послал к Ягужинской ее духовника для увещания. Та призналась во многих возводимых на нее обвинениях. Но при этом заявила, что делала все это «в беспамятстве своем в меланхолии, которая де случилась в Петербурге в 1721 г., и в скорби да печали от разлучения с сожителем и детьми своими, от скуки и одиночества». Ягужинской запретили выезжать из дома, но она все-таки вырвалась и опять принялась за прежнее, да еще заявила, что за ней есть «слово и дело». Эта формулировка означала, что она знает какое-то важное государственное преступление: готовящийся заговор, хищение казны или что-нибудь в этом роде. Такого человека полагалось взять под арест и тщательно допросить. Граф навел справки и выяснил, что никакого «слова и дела» за женой не обнаружено, и что и под арестом она совершала поступки паче скотского». Он взял ее обратно домой и «дал ей волю во всяком довольстве жить и ездить, гулять по ее собственной воле; но она не токмо чтобы в доме чинно жить, одну ночь токмо в доме ночевала». 21 августа 1723 г. Синод признал брак Ягужинских расторгнутым по вине жены, которую отослали в монастырь «на неисходное до смерти житие» - сначала в Александровскую слободу, а потом в «крепкожительный» Переяславский Федоровский монастырь. Содержание ее было отнесено на счет бывшего мужа. Ягужинский тут же, буквально на второй день после заточения бывшей жены, подал прошение о разрешении вступить во второй брак. Невесту себе он уже присмотрел, это была дочь великого канцлера Гаврилы Ивановича Головкина Анна. Но этим дела с первой женой не кончилось. Монастырская затворница подала прошение в Синод, в котором называла себя невинно пострадавшей, и хотя и признавала за собой психическое расстройство, но не прелюбодеяние. В ответ Ягужинский представил несколько писем, обличающих связь его бывшей жены с И.Г. Левенвольде, и предложил прочесть их при полном соборе всего монастыря. Ягужинская после этого два раза убегала из заточения, но оба раза была поймана. За побеги ее перевели в отдаленный девичий монастырь, «что в горах», на реке Шексне, Белозерского уезда. Дальнейшая ее судьба неизвестна. Все, что мы знаем о характере отношений Ягужинского с первой женой, известно только из бракоразводного дела. Беспристрастно ли оно велось? Не шел ли Синод на поводу у всемогущего вельможи? Заметим, Ягужинский был генерал-прокурором, под надзором которого находились все коллегии, а Синод был одной из таких коллегий. Слишком поспешное решение освобожденного от брачных обязательств супруга жениться вторично бросает тень на его по видимости безупречное отношение к первой жене. Сын Ягужинского от этого брака еще мальчиком в 1723 г. был послан отцом на обучение в Германию, где и умер 9 августа 1724 г. Дочери жили при отце и, достигнув совершеннолетия, вышли замуж: Наталья за графа Ф.И. Головина, Екатерина за В.А. Лопухина и Прасковья за князя С.В. Гагарина. 10 ноября 1723 г. при дворе с огромной пышностью была сыграна свадьба генерал-прокурора Ягужинского с Анной Гавриловной Головкиной. Второй брак графа оказался куда более счастливым, чем первый. Головкина не была хороша собой, лицо ее было рябым от оспы, но она была статной и представительной дамой, отлично усвоила светские манеры, была общительна, хорошо говорила по-французски и по-немецки. Она стала помощницей Ягужинского в делах и спутницей в путешествиях. Кроме того, Головкина хорошо владела искусством придворной интриги, имела обширные связи и родню и этим немало помогала карьере мужа. От брака с Головкиной у П.И. Ягужинского были три дочери. Старшая - Анастасия, о судьбе которой почти ничего не известно. Эта безвестность дала простор литературной фантазии. Уже в наше время Анастасия Бестужева стала героиней романа Нины Соротокиной «Гардемарины, вперед!». Затем появилась его экранизация - популярный кино-цикл о гардемаринах. Две другие сестры состояли фрейлинами при дворе. Средняя, Мария впоследствии вышла замуж за графа А.М. Ефимовского, младшая Анна - за П.Ф. Апраксина, который имел в свете прозвище «Шишка» В семье Воронцовых существовало предание, что в Анну Ягужинскую был влюблен Роман Илларионович Воронцов, отец Екатерины Дашковой, но их брак по каким-то причинам не состоялся. С Апраксиным она была несчастлива: муж увез фрейлину Елизавету Кирилловну Разумовскую и женился на ней при жизни первой жены. Анна Ягужинская постриглась в монахини под именем Августы и кончила дни игуменьей Фроловского монастыря в Киеве. Единственный сын Павла Ивановича Ягужинского от второго брака Сергей родился в 1731 г. В 1743 г. оставшаяся вдовой Ягужинская второй раз вышла замуж за Михаила Петровича Бестужева-Рюмина. Родня Бестужева была недовольна этим браком, так как над семьей Головкиных уже пронесся ураган царской немилости. Брат Анны, Михаил Гаврилович Головкин сильно возвысился в короткое правление императора — младенца Ивана Антоновича и правительницы Анны Леопольдовны. За это ему пришлось жестоко поплатиться после прихода к власти новой императрицы Елизаветы Петровны. Он был лишен дворянства и чинов и сослан на поселение под Иркутск, все его имения были конфискованы. Неприязнь к сестре опального министра Елизавета на время затаила. Более того, в апреле 1743 г. она сама обменяла кольца жениха и невесты при сговоре его сестры Анны Ягужинской. В мае сыграли свадьбу. Новобрачным суждены были всего два месяца совместной жизни. Не зря опасались Бестужевы, зная беспокойный нрав Анны Гавриловны, что она навлечет на себя гнев императрицы. Так оно и произошло. В июле того же 1743 г. разразилось так называемое «Лопухинс-кое дело». Степана и Наталью Лопухиных, а также Анну Бестужеву заподозрили в неприязни к императрице и желании вернуть к власти малолетнего Иоанна Антоновича и его мать. 26 июля во вторник, в 4 часа пополудни на даче Бестужевых под Петергофом появился офицер с указом императрицы. Главе семьи предписывалось оставаться на месте и никуда без особого распоряжения не уезжать, а Анна Гавриловна со старшей дочерью Анастасией должны были ехать ко двору (на самом деле — в тюрьму). Анастасия Ягужинская со страху показала все, что хотели от нее следователи. Анна Гавриловна же и под пыткой не признала выдвинутых против нее обвинений. 31 августа она взошла на эшафот. Ее приговорили к урезанию языка и колесованию, но по решению императрицы вместо колесования Бестужева была бита кнутом и сослана в Якутск. Здесь бывшая статс-дама под крепким караулом, полуголодная, в разваливавшемся от ветхости и сырости доме прожила до 1760 г. Лишь немного не дождалась она смены царствований, когда все фигуранты политических дел Елизаветинского времени были возвращены из ссылок новой императрицей Екатериной II. В 1828 г. могилу Анны Бестужевой отыскал ссыльный декабрист А.А. Бестужев (Марлинский). И хотя родство его с опальной статс-дамой было более чем отдаленным, он посвятил ее памяти несколько стихотворных строк. Дома Ягужинского в Петербурге были превращены в привилегированные гостиницы: здесь размещались иностранные послы. На конфискованном дворе в Москве разрешалось жить только детям осужденной, муж должен был немедленно съехать. В планы императрицы Елизаветы изначально не входило лишение детей петровского генерал-прокурора их имений. Недвижимость предполагалось разделить между наследниками, а до их совершеннолетия оставить в опеке. Второй муж Анны Гавриловны, Михаил Петрович Бестужев-Рюмин — русский посланник в Стокгольме, Дрездене и Париже избежал царского гнева, но заслужил упреки от потомков, так как «имел не только подлость отречься от своей несчастной жены, но даже не ходатайствовал о смягчении ее участи». Он был смертельно напуган и крайне раздосадован событиями июля 1743 г. Два месяца его продержали под домашним арестом на петергофской даче. Он употребил все свои связи, чтобы оправдаться перед императрицей: забрасывал влиятельных при дворе вельмож письмами, всячески открещивался от «богомерзкой и непотребной бывшей жены». «Я на ней женился со всемилостивейшего позволения Ея Императорского Величества, — писал он Воронцову, — и только два месяца с нею жил, и истинно, двух недель добрых и спокойных с ней себе не видал, и в то время худого и непотребного ничего за ней не приметил». На последнее обстоятельство Бестужев особенно напирал, так как недоносительство не только о делах, но и о разговорах, направленных против царствующей особы, считалось преступлением. Бестужев стал сразу проситься за границу, с какой-нибудь дипломатической миссией. Пошел даже слух, что он продает свои имения и не собирается возвращаться в Россию. Слух рассеялся, и Бестужев был отправлен посланником к Саксонскому двору, в Дрезден. Здесь он задумал жениться второй раз, при жизни первой жены. В свое оправдание он писал в Россию, надеясь что его слова будут переданы императрице: «Жалование же ей, винной, живота, мне невинному в отягощение быть не может; да по таким криминальным делам, как по уложению церковному, так и по правам гражданским, супружество и само собою разрушается, и хотя бы она и жива была, но для меня за умершую почитается». Несколько лет Бестужев ждал разрешения императрицы и женился, так и не дождавшись его. Елизавета постфактум разрешила этот брак. Детей от этого брака у Бестужева не было, все его наследство перешло к мужу сестры — Михаилу Никитичу Волконскому. Может сложиться впечатление, что М.П. Бестужев-Рюмин был совсем ничтожный человек. Однако и современники, и историки видели в нем немало достоинств. Это был толковый дипломат, и там, где этого требовали интересы дела, он мог быть и прямым, и смелым. .

Luna: Lady Shadow пишет: Luna, спасибо! Lady Shadow, не за что , выкладываю еще.

Анастасия: спасибо огромное!!

Luna: Анастасия пишет: спасибо огромное!! пожалуйста

Luna: Рост французского влияния в Poccии Н. П. Василенко. Французское влияние в России не могло установиться сколько-нибудь прочно ранее начала XVIII века. К концу царствования Петра I оно только еще начиналось. При ближайших преемниках Петра внешние условия для роста французского влияния в России также не были благоприятны. Это приходится сказать особенно о царствовании Анны Ивановны и о правлении Анны Леопольдовны. Тогда господствовали в русском центральном правительстве немцы и, естественно, давалось предпочтение всему немецкому. С восшествием на престол Елизаветы Петровны картина меняется. Французское влияние широкой струей врывается в русскую жизнь. Пребывание в Петербурге французского посла де-ла-Шетарди, приехавшего с блестящей свитой, завязавшего большие связи в русском обществе, тратившего огромные суммы, чтобы вести открытую жизнь и этим путем оказывать влияние на русские дела, в значительной степени способствовало популярности французов и вызывало естественное подражание в русском высшем обществе всему французскому. Шетарди с лейб-медиком Лестоком, происходившим из французских протестантов, содействовали возведению Елизаветы Петровны на престол. Шетарди некоторое время пользовался у императрицы влиянием и на внутренние дела. Вице-канцлеру Бестужеву-Рюмину пришлось вести с ним продолжительную и упорную борьбу. Сама императрица, которую прочили когда-то в невесты французскому королю или кому-нибудь из французских принцев, воспитывалась во французском духе, хорошо знала французский язык и питала всегда симпатию к Франции и всему французскому. В 1746 году Вольтер в своей вступительной речи в Академии Наук восхвалял русскую императрицу за ее покровительство французской речи и вкусу. Любимцы и придворные Елизаветы Петровны — Воронцовы и Шуваловы — разделяли ее симпатии к Франции. Гр. А. Р. Воронцов воспитывался в Париже и на некоторое время поступил даже на службу в королевский полк. Гр. К. Г. Разумовский, будущий гетман Малороссии, воспитывался также в Париже. Русский посланник во Франции кн. А. Д. Кантемир, имел связи с Монтескье и другими французскими философами и покупал французские книги для вице-канцлера Воронцова. В библиотеке И. И. Шувалова был большой подбор французских книг, которыми пользовалась кн. Дашкова. Гр. А. Р. Воронцов переписывался с Вольтером, а И. И. Шувалов — с Вольтером и Гельвецием. Когда Вольтер задумал писать историю Петра Великого, ему посылались из России архивные сведения, которые предварительно переводились на французский язык.При таких обстоятельствах новая волна французов хлынула в Россию. Как всегда в таких случаях преобладали авантюристы. Много между ними было лакеев, кучеров, поваров, разных предпринимателей. Некоторые по несколько раз в год меняли свои профессии, выдавали себя за “кавалеров”, желая скрыть свое происхождение. Им доверяли. Они имели даже успех, нередко становились гувернерами, воспитателями русских детей. В то же время поездки русских во Францию учащаются, особенно после заключения в 1756 году франко-русского союза. “В Петербурге видно только, — пишет француз Пикор, — едущих и возвращающихся. Одни едут учиться, другие, как Фонвизин, советоваться, между прочим, с докторами, третьи — в качестве туристов и т. д.”. Влияние французской культуры на русскую в царствование Елизаветы Петровны делается очень сильным. На ряду с итальянскими появляются и французские архитекторы; в России начинает преобладать французская мебель, статуи, картины, французские костюмы, французские танцы, французская кухня. Начинает входит в моду французский театр. Воспитание молодого поколения ведется во французском духе. Первые учителя и учительницы — иностранцы, по отзыву историка Татищева, были очень неудовлетворительны. Французы, в этом отношении, не составляли исключения. Количество французов, гувернеров и гувернанток, особенно увеличилось при Елизавете Петровне, когда обучение французскому языку сделалось необходимым. Моральный и умственный уровень учителей был так не велик, и так часто люди без всякой подготовки, кучера, лакеи, выдавали себя за гувернеров, что в 1750 году правительство обязало иностранцев-преподавателей держать особый экзамен при Академии Наук. Существенно это не могло улучшить дела. Потребность в учителях была велика, дипломированные учителя были дороже. Поэтому, дипломов при найме учителей обыкновенно не спрашивали. Нанимали по-прежнему кого попало. Что касается учебных заведений, то они мало служили в это время проводниками французской культуры. При Петре было приглашено несколько французских профессоров: анатом Дювернуа, астроном Делиль, математик Бернульи. Они учеников не имели просто потому, что русские не знали тогда французского языка. При Анне Ивановне Миних реорганизовал кадетский корпус, ввел в нем преподавание французского языка на ряду с немецким. Из 282 учеников 91 выбрали изучение французского языка. Московский университет при Елизавете Петровне был организован по немецкому типу. Французская культура при его посредстве проникала слабо.С расширением среди русских знания французского языка французские книги находили себе все больший и больший доступ в русскую среду. В более ранних русских библиотеках А. А. Матвеева и Остермана французских книг еще мало, но уже в библиотеках Воронцова и И. И. Шувалова, в царствование Елизаветы Петровны, они преобладают. При Елизавете Петровне пьесы Мольера разыгрывались во французском театре в Петербурге; сочинения Расина, Мольера, Вольтера и других французских писателей получают более широкое распространение среди русской публики. Увлечение французским имело и свои дурные стороны. Наиболее вдумчивые русские люди начали их замечать и вести борьбу против французомании еще с конца царствования Елизаветы. Сумароков, например, зарекомендовавший уже себя, как драматический писатель, поднял в 1759 г. в журнале “Трудолюбивая Пчела” вопрос “о истреблении чужих слов из русского языка”. “Сказывали мне, — пишет Сумароков, — что некогда немка Немецкой слободы говорила: “Mein муж kam домой, stieg через забор и fiel ins грязь. Это смешно. Да и это смешно: “я в дистракции и дезеспере; аманта моя сделала мне инфиделите, а я ку сюр против риваля своего буду реванжироваться”. О порче русского языка того времени говорит в своих “Записках” и воспитатель Павла Петровича Порошин. “Иные русские, — пишет он, — в разговорах своих мешают столько французских слов, что кажется, будто говорят французы и между французских слов употребляют русские. Иные столь малосильны в своем языке, что все с чужестранного от слова до слова переводят в речах и письме”. Борьба против иностранного влияния продолжалась потом в сатирических журналах екатерининского времени и в других литературных произведениях. Увлечение иностранным и уродование русского воспитания зло высмеяны в комедиях Фонвизина. Резкую оценку иноземного влияния на русскую жизнь сделал впоследствии известный историк кн. М. М. Щербатов в своем памфлете “О повреждении нравов в России”.

Звезда моя: Luna, большое спасибо! Ты, случайно, не истфак заканчивала?

Звезда моя: Здесь выложены старая и современная фотографии площади, в центре которой до 30-х годов ХХ века находилась Сухарева башня, в которой располагалась Навигацкая школа. Рассказано немного об ее истории и причинах сноса.

Анастасия: Звезда моя благодарю!

Звезда моя: Еще одна довольно интересная статья о Навигацкой школе О военно-морском институте или о том, как 304 года назад была создана "Навигацкая школа" Это выходящее своим фасадом на Неву на набережной лейтенанта Шмидта старинное здание известно жителям и гостям Санкт-Петербурга как одно из старейших высших военно-морских училищ, называемое ныне Военно-морским институтом. Морякам последних поколений оно больше известно как наиболее престижное и почитаемое на флоте Высшее военно-морское ордена Ленина, Краснознаменное, ордена Ушакова училище имени М.В. Фрунзе. Но, мало кто из проходящих мимо него знает, что это самое первое в истории России не только военно-морское и не только военное, но и самое первое российское техническое учебное заведение – своеобразный памятник отечественному высшему инженерно-техническому образованию. Но начиналось все не в Санкт-Петербурге, а в Москве по воле молодого русского Царя Петра I. Допетровская Россия, пережившая трехсотлетнее татаро-монгольское иго, а затем разоренная недругами и плотно ими же блокированная, безусловно, в техническом плане отставала от быстро прогрессирующих европейских государств. Все проникающие в Россию технические новшества были, как правило, связаны с именами зарубежных специалистов. Иностранные купцы вывозили из России, главным образом, пушнину и различные товары народных промыслов. Единственно, чем могла в то время гордиться Россия – это популярные за рубежом корабельные якоря, так и получившие приставку к названию – "русские". Достижение равноправия в международной торговле и создание достаточного экономического, технического и военного уровня, требовали наличия мощной армии и флота, развития новых промышленных отраслей. А для этого требовалась многочисленная армия разнопрофильных специалистов – кораблестроителей, навигаторов, фортификаторов, артиллеристов, металлургов, экономистов и многих других для создания, обслуживания и руководства новым техническим производством. Научно-технической базы для их подготовки в России того времени не было – все образование ограничивалось приходскими школами, в которых ученики могли получить только начальные гуманитарные и богословские знания. Основными предметами в них кроме богословских были греческий и латинский языки, славянская грамматика, стихосложение и риторика. В некоторых преподавалась и математика, но ограниченная только действиями с целыми числами и дробями. Первой попыткой создания высшей школы было открытие в 1685году Славяно-греко-латинской академии, на которую возлагались надежды по подготовке различных государственных чиновников. Но из-за отсутствия необходимого преподавательского состава обучение в ней велось только по филологии, философии и богословию. К тому же времени относится и не совсем удачный опыт подготовки "спецов" за рубежом. Такая подготовка, во-первых, не могла быть массовой; а, во-вторых, была очень обременительна для скудной российской казны. Поэтому с 1698 года началась разработка самостоятельной подготовки технических кадров. 14января (25пон/ст) 1701 года Указ Императора Петра I официально утвердил создание в России первой государственной светской школы – "Школы математических и навигацких наук", или как чаще ее называют – просто "Навигацкой школы". Первоначально школа размещалась в палатах Большого Хамовнического полотняного двора в подмосковном тогда еще селе Кадашеве (Замоскворечье), а в июне 1701 года была переведена в более удобное для обучения и астрономических наблюдений здание – в Сретенскую башню у северо-восточного защитного земляного вала Москвы. Эта не сохранившаяся до наших дней башня более известна в истории как "Сухаревская"- по фамилии командира размещенного в ней до Навигацкой школы стрелецкого полка стольника Л.П. Сухарева. Первоначально школу возглавил боярин Федор Головин, а затем – великий русский математик Леонтий Филиппович Магницкий (1669-1739), отдавший школе 38 лет – с ее открытия в 1701 году и до последних дней своей жизни. Перу Л.Ф. Магницкого принадлежал первый изданный в России в 1703 году для Навигацкой школы учебник по математике, на долгие годы ставший основным учебником российских школ. Среди преподавателей школы были ииностранцы, среди которых особо выделялся профессор шотландского Абердинского университета Г. Фарварсон со своими помощниками навигаторами С. Гуин и Р. Грейс. Обучение в школе подразделялось на три ступени или отделения: "Российская школа", "Цифровая школа" (или "Цифирное отделение") и "Специальные навигацкие классы". В двух первых отделениях обучали чтению, письму и началам арифметики. В третьем отделении изучали геометрию, тригонометрию, черчение, географию, астрономию, навигацию, ведение шканечного (вахтенного) журнала и фехтование. В школу, в соответствии с Царским указом, принимались юноши от 12 до 17 лет без каких-либо сословных ограничений. Как правило, ученики из низших сословий заканчивали обучение после первой или второй ступени и направлялись писарями в Адмиралтейство или на другие низовые административные должности. Наиболее одаренным разночинцам обучение разрешалось продолжить. Дети шляхетского сословия (дворяне) право на дальнейшее обучение получали при положительной сдаче экзаменов за две первые ступени. Самые подготовленные и способные могли завершить обучение в школе через четыре года. Царский указ предусматривал прием в школу как "добровольно хотящих", так и "иных же паче и по принуждению". Необходимость в этом выявилась уже в первый год существования школы – из 180 обучающихся в школе, "добровольцев" оказалось только 4 человека. В последующие годы наплыв "добровольцев" особо не увеличился, и Царь был вынужден издать в 1710 году новый указ, по которому все уклоняющиеся от учебы и государственной службы направлялись на каторжные или тяжелые строительные работы. Сразу же после выхода указа в школу добровольно записалось 250 человек (41 – из знати и 209 – из семей солдат гвардии), а в следующем 1711 году численность обучающихся в школе возросла до 500 человек. Этим же Царским указом было еще раз конкретизировано основное назначение школы – "…школа оная не только потребна единому мореходству и инженерству, но и артиллерии и гражданству к пользе". Первый выпуск школы состоялся в 1705 году. Все 64 выпускника были определены для службы в военных и гражданских государственных учреждениях и на Балтийский флот. Это им предстояло участвовать в первых морских сражениях флота России при Гангуте, Эзелеи Гренгаме, участвовать в северных морских экспедициях, проводить первые гидрографические работы и составлять мореходные карты возвращенных России ее морских владений. Многие из них, несмотря на установленный Царем семилетний срок производства из гардемарин в первый офицерский чин, за заслуги перед Отечеством стали мичманами флота значительно раньше. В 1715 году старшие мореходные классы школы были переведены из Москвы в Санкт-Петербург и преобразованы в Морскую академию (или, как она еще именовалась, – Академия морской гвардии). Это было обусловлено тем, что к этому времени Санкт-Петербург взял на себя функции столичного города, и кроме этого в нем было сосредоточено почти все судостроение и базировался быстро развивающийся и по тем временам практически единственный в России Балтийский флот, там же находилось Адмиралтейство и обеспечивающие флот промышленные предприятия и мастерские. Два младших класса остались в Москве, и до 1752 года Навигацкая школа выполняла функции подготовительного учебного заведения для дальнейшего обучения кадет в Морской академии. Академические классы значительно отличались от навигацких. Во-первых, в Академии могли обучаться только дети знати; а, во-вторых, она стала чисто военным учебным заведением – учащиеся имели оружие и несли караульную службу. Повысились и требования к нарушителям дисциплины – так, например, "…за нехождение в школу быть битым и вычитать за каждый день втрое против получаемого жалования", "…за невозврат из отпуска ссылать на тяжелые каторжные работы". В 1727 году Академия была переведена на Васильевский остров в дом князя Долгорукова, наместо нынешней Академии художеств, а затем во дворец Миниха. В настоящее время здесь размещается Военно-морской институт. В декабре 1752 году Навигацкая школа в Москве была закрыта, а Морская академия преобразована в Морской шляхетский корпус. По новому положению о корпусе в нем должно было обучаться 360 человек "…с последующим назначением только в корабельную службу". Этим положением завершилась славная историческая миссия Навигацкой школы, за полвека подготовившей многочисленные инженерные кадры и передавшей наработку по их подготовке новым высшим учебным заведениям России. Ставший только военно-морским корпус снова был разбит на 3 класса по 120 человек: 1-й старший – гардемарины и подготовительные 2-й и 3-й – кадеты. Из общего числа 30 наиболее способных кадет отбирались для обучения артиллерийскому искусству и 30 – для обучения геодезии и гидрографии. Корпус был элитным учебным заведением. К поступающим в него и к подбору преподавательского состава предъявля-лись очень высокие требования. Так, в числе преподавателей математики и астрономии в корпусе некоторое время был М.В Ломоносов. Шли годы, сменялись эпохи и государственные строи в России. Неоднократно менялось наименование корпуса, изменялась численность обучающихся в нем. В бурную эпоху революций на короткое время Морское училище, (как оно называлось в 1917 году) временно приостановило свою работу. Но уже в сентябре 1918 года на его базе были открыты Курсы командного состава флота, преобразованные в 1922году в Военно-морское училище. В 1939 году училище было отнесено к разряду высших учебных заведений I категории. Но, несмотря на все эти малые и глобальные перемены, училище не прекращало выпускать высокообразованных и квалифицированных специалистов флота, ставших впоследствии не только великими флотоводцами и мореходами, но и прославившими свои имена в науке, искусстве и во многих других отраслях общественной жизни. Среди них прославленные флотоводцы России адмиралы Ф.Ф. Ушаков, Г.А. Спиридов, Д.Н. Сенявин, П.С. Нахимов; славные и бесстрашные мореходы, оставившие свои имена на картах мира – С.И. Челюскин, С.Г. Малыгин, Д.Я. и Х.П. Лаптевы, И.Ф. Крузенштерн, Ю.Ф. Лисянский и поправшие заверение Джемса Кука о недосягаемости Южной Земли первооткрыватели Антарктиды Ф.Ф. Беллинсгаузен и М.П Лазарев. А в Москве после закрытия Навигацкой школы полтора столетия не было никаких морских учебных заведений. В 1940 году в Москве была открыта 1-я специальная военно-морская школа Наркомпроса РСФСР, так же, как и Навигацкая школа, которая после войны была переведена в город Ленинград. Среди выпускников этой школы – бывший Начальник Генштаба Маршал С.Ф. Ахромеев, адмирал А.П. Михайловский, командир легендарной АПЛ "Ленинский комсомол" контрадмирал Л.М.Жильцов. Прямой наследницей Навигацкой школы Императора Петра I и 1-ой морской спецшколы Наркомпроса в современной Москве можно назвать открытую в 2000 году морскую кадетскую школу, гордо и с достоинством носящую имя своей прародительницы – "Навигацкая школа". Кадеты школы выгодно отличаются от своих сверстников не только учебой, но и своими достижениями на различных конкурсных и спортивных мероприятиях. Несмотряна большие дополнительные нагрузки, директор школы капитан Г.В. Андрианов и завуч Н.И. Науменко сумели так организовать учебный процесс кадет, что за свои пять лет школа по завершению каждого учебного года не потеряла из-за неуспеваемости ни одного человека. И на различных общекадетских строевых смотрах кадеты школы также постоянно занимают призовые места. А это уже результат настойчивости, большого служебного опыта и несвойственного каждому человеку терпения заместителей директора школы офицеров запаса полковника С.П. Кажурова и капитана 3 ранга В.И.Гоголя. Не каждому дано в короткие сроки превращать не имевших до этого никакого представления о форме и воинской службе мальчишек в кадет с вполне достаточной для их возраста строевой выправкой и с высокой, по сравнению с обычными школами, дисциплиной. Школа сделала три выпуска своих кадет, большая часть из которых по степени своей общеобразовательной подготовки достойно продолжает обучение в высших учебных заведениях, в том числе и в военных. К сожалению, сейчас выпускники школы не имеют преимуществ при поступления в военно-морские училища – ее кадеты сдают вступительные экзамены на общих основаниях. Неопределенность в возможности поступления и уравнивание кадет с обычными абитуриентами, безусловно, значительно снижают процент желающих продолжить образование в военных учебных заведениях. 25 января каждого года кадеты "Навигацкой школы" по уже сложившейся традиции производят торжественное построение и возложение цветов к памятному камню на Сухаревской площади – месту, где раньше стояла Сухаревская башня, и от которого в России взяло начало инженерно-техническое образование. 2005 г. Получается, что начиная с 1715 года, в Москве оставались только младшие классы Навигацкой школы, и наши 20-летние по фильму (или 18-летние по книге) гардемарины никак не могли в ней учиться... Эх... Еще один ляп.

Mavrosha: Спасибо огромное всем, кто выкладывал статьи. Вот будет свободное время, засяду читать.

Таня Ягужинская: О Ягужинском: ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ ЖИЗНИ За свою ревностную службу и преданность императору Ягужинский не раз награж-дался различными знаками от¬личия, большими имениями и крупными денежными сум¬мами. В самом начале своей карьеры, в июне 1706 года, он получил на Яузе у Москвы в вечное владение остров. 3 февраля 1717 года Ягужинский был пожаловал в Дерптском ок-руге огромным имением, которое он впоследствии продал более чем за 50 тыс. рублей. В феврале 1724 года ему был отдан в вечное владение отнятый у осужденного вице-канцлера Шафирова Мишин остров со всеми людьми и строениями. В мае того же года Пётр I "по-жаловал" ему орден Св. Андрея Пер¬возванного и сделал капитаном, то есть начальником недав¬но учрежденной роты драбантов, или кавалергардов, что бы¬ло очень почетно. На следующий год он получил орден Св. Александра Невского. Он был "пожалован" также преемни¬ками Петра I в графское Российской империи достоинство. Личная жизнь Ягужинского вначале не была удачной. В 1710 году он женился на Анне Федоровне Хитрово. Хотя он получил за женой огромное состояние, сразу сделавшее его одним из богатейших людей России, брак этот не был счаст¬ливым. Его жена оказалась женщина неуравновешенная, склонная к распутству, бездумным оргиям и непредсказуе¬мым поступкам. Вскоре после свадьбы она перестала выез¬жать в свет, а в 1722 году вооб-ще "впала в совершенную ме¬ланхолию" и была настолько больна, что приводила гене¬рал-прокурора в отчаяние. Вскоре необузданные выходки жены заставили Ягужинского подать в Синод прошение, в котором он просил "развязать" его с женой. В качестве ос¬новного мо-тива он выдвинул ее "христианскому закону противные поступки и иные чинимые мерзо-сти... наипаче же бы малые мои дети от такой непотребной матери вовсе не пропали". От этого брака у Ягужинского был сын (умер¬ший в 1724 году) и три дочери. 21 августа 1723 года последовал указ Синода о разводе. Сама же Анна Ягужинская была сослана в Переяславль-Залесский (Федоровский) монастырь, где она умерла в 1733 году. Вскоре после развода Ягужинский женился вторично — на Анне Гавриловне Го-ловкиной, дочери канцлера. От этого брака он имел сына, который дослужился до генерал-пору¬чика и умер в 1806 году, не оставив наследников, и троих дочерей. Вторая жена гене-рал-прокурора Ягужинского, по свидетельству современников, пользовалась славой луч-шей танцовщицы во всем Петербурге, она была "высока ростом, имела прекрасный стан и отличалась приятностью в обхож¬дении". Судьба ее оказалась трагической. После смерти Ягужин¬ского она вышла замуж на обер-гофмаршала М.П. Бестужева-Рюмина, но в 1743 году, за участие в заговоре против Елизаветы Петровны, была наказана кнутом и, "по уреза¬нии языка", сослана в Сибирь. Генерал-прокурор Ягужинский всегда жил на широкую ногу. Он тратил огромные суммы на обстановку, слуг, эки¬пажи. У него были лучшие в столице кареты, так что Пётр I частенько одалживал их у него для своих выездов. Госу¬дарь любил бывать в доме Ягу-жинского, где всегда было ве¬село. Пётр лично присутствовал на свадьбе своего фаворита с девицей Головкиной, а кре-стным отцом у родившегося сына Ягужинского был герцог Голштинг-Готорпский, жених од¬ной из дочерей императора. Отзывы иностранцев о Ягужинском противоречивы. На¬пример, испанский посол при Российском дворе герцог де Лирия отмечал, что Ягужинский — человек умный, спо-соб¬ный, смелый, решительный, "друг искренний, враг яв¬ный". Английский посланник Рондо говорил о нем, как о чело¬веке, который "не имел не-обыкновенных дарований, но придворная жизнь придала ему учтивость в обращении". По его мнению, Ягужинского можно было бы "любить за доброе сердце, если бы природная вспыльчивость, очень час¬то воспламеняемая неумеренностью в напитках, не лишала его власти над рассудком, не побуждала ругать своих луч¬ших друзей и разглашать самые важ-ные тайны". Рондо считал, что в "расточительности он не знает пределов". Совершенно иную характеристику давала Ягужинскому жена английского послан-ника леди Рондо. Она писала, что Ягужинский "весьма красивый мужчина; лицо его хотя не отличается правильностью, но исполнено величия, живости и выражения. В обхожде-нии свободен, даже небрежен, и что в другом показалось бы недостатком воспитания, то в нем весьма естественно, так что никто не может быть им недово¬лен. Владея такою свобо-дой в обращении, что каждое дейст¬вие его кажется как будто случайным, но имеет пре-имуще¬ство привлекать к себе взоры всех, и как бы ни велико было собрание, он кажется первою особою, одарен умом высоким, рассудительностью и живостью, которая так ясно выражает¬ся во всем, что кажется исключительно составляет его ха¬рактер... Если кто просит у него покровительства, то отка¬зывает прямо, если не может оказать его: "Я не могу вам служить, — отвечает он, — потому и потому"; если не мо¬жет решиться вдруг, то назначает просителю время для от¬вета и тогда отвечает: "Я буду стараться по такой и по та-кой при-чине". Но если он уже обещает что-нибудь принять на себя, то скорее умрет, нежели нару-шит обещание... Если первый сановник империи поступает несправедливо, то он порицает его с такою же свободою, как и низшего чиновни¬ка... Теперь его особенно боятся высшие чиновники, потому что его приговоры хотя справедливы, но весьма строги и всех приводят в страх. Весьма к немногим он питал друже¬ство, хотя весьма многим оказывает услуги. Но к тому, кто однажды приобрел его расположение, он всегда остается верным другом". Пётр I возложил на Ягужинского еще одну обязанность — надзор за систематиче-ским проведением так называемых ас¬самблей. Необходимо отметить, что генерал-прокурор прояв¬лял здесь явную неумеренность. Так, современники отмеча¬ли, что Ягужин-ский заставлял гостей пить, хотя бы количе¬ство тостов и обязательного за ними опустоше-ния бокалов превышало все допустимые нормы. Но таковы уж были нра¬вы того жестокого времени. Умер Павел Иванович Ягужинский в 1736 году и похоро¬нен в Невском монастыре. На его надгробном камне было высечено: "В сем освященном храме погребено тело в Возе усопшего высокосиятельнейшего графа, генерал-аншефа, российских орденов кавалера, генерал-прокурора, обер-шталмейстера и кабинетного министра Ея Императорского Вели-чества, Самодержавца Всероссийской, также конной лейб-гвардии подполковника, графа Павла Ивановича Ягу¬жинского. Его сиятельство скончался в Санкт-Петербурге 1736 года апреля в 6-ой день, в начале 53-го лета славы и вечной памяти достойный жизни своея".

Писарь: Здесь развернутое (ок. 15 страниц) исследование о первой жене П. Ягужинского. Сам текст выкладывать не буду, дабы сайт не загромождать (тем более, что он, текст, в .pdf). А вот ссылочку даю: http://pki.botik.ru/books/svir-nadpis1902.pdf

Писарь: Как жила Анна Гавриловна Бестужева в Якутске? http://vecherka.ykt.ru/article.asp?id=3617

полная версия страницы