Форум » О фильмах и актерах трилогии » Исторические документы и интересные факты - 2 » Ответить
Исторические документы и интересные факты - 2
Freelancer: В данной теме предлагаю выкладывать исторические документы и интересные факты, имеющие отношение к Навигацкой школе и ее воспитанникам...
Писарь: Где мог помыться с дороги любой встречный-поперечный? Запросто ли мог найти аустерию Белов? Легко ли было Гавриле конкурировать с государственной аптечной системой? БАНЯ (на примере общественной бани "от министерства обороны") Как принимали посетителей в полковой бане Семеновского полка, построенной на берегу Фонтанки. С января по ноябрь 1756 года баней заведовал полковой обозный Алексей Рыльский. Полковая баня фактически включала в себя две бани (мужскую и женскую). Каждая с двумя сторожками и «особливыми большими дворами, и с сараями, також и с очагом, где воду греют». А при банях имелась «харчевая с чуланом лавка». Согласно общепринятым правилам полковые бани топились так же, как и торговые (общедоступные городские), по понедельникам, вторникам, четвергам и субботам, если на эти дни не выпадали праздники. Мужскую нагревали дважды в день, а женскую - один раз (кроме понедельника), «в те часы, как и в торговых банях бывает», то есть с полуночи до утра и с полудня до вечера. У каждой сторожки и на каждом дворе стояли по два солдата. Первый собирал с «парильщиков» деньги, второй вручал им по венику и присматривал за их одеждой, а после мытья забирал веники обратно. Через какое-то время солдаты менялись местами. Для предупреждения пожаров возле бань ставили чан с водой и хранили «ручные заливные трубы, «ис которых над каменкою железные листы и потолок по часту водою» поливали. Кроме того, под кровлей бань устанавливали дополнительные кадки с водой. Солдатам надлежало также следить за тем, чтобы мужчины не заглядывали в женскую баню, а женщины - в мужскую, а желающих искупаться в Фонтанке отгоняли б от реки назад на двор. Растапливали бани «извощики», которые отбирали у посетителей по выходе из бань шайки, «дабы оные от летнего времени не могли рассыпаться», а в праздники и в ночные часы запирали и охраняли бани вместе с часовыми. За сломанные шайки с виновных взималась стоимость испорченной вещи. Веники обычно приобретали в торговых рядах по воскресеньям. Те, что заготовлялись впрок, обязательно покупались сухими, а не вялыми. Хранили их в сарае под кровлей. В зимние дни для тех, кто приходил париться после того, как стемнело, зажигали свечи в фонарях. Париться в баню пропускали всех полковых служителей и членов их семей. Нижние чины, жены и дети старше семи лет, предпочитавшие мыться во дворе, платили по 1 копейке каждый. Со всех, пожелавших укрыться в сторожке, брали по 2 копейки. За шайку горячей воды выкладывали полушку. При этом сборщику денег рекомендовалось держать мелкой монеты ровно столько, сколько требовалось для размена 2 копеек. ТРАКТИРЫ По указу императрицы, изданному в июне 1746 года, в Петербурге разрешалось иметь двадцать пять, а в Кронштадте - пять трактиров. Все они по размеру годового акциза делились на пять классов. Хозяева, вносившие в казну ежегодно по 500 рублей, получали право держать при трактире квартиры с постелями, стол с кушаньями, биллиард, а также продавать шоколад, чай, кофе, табак, вино, водку гданьскую, водку французскую, водки российского разлива и пиво. За плату в 400 рублей гербергу запрещалось обеспечивать квартирантов регулярным столом. За 300 рублей трактир мог оказывать все услуги, кроме сдачи внаем комнат с постелью. Скромная сумма в 200 рублей лишала не только возможности принимать постояльцев, но и кормить их полноценным обедом и ужином. Наконец, сторублевый взнос превращал трактир в обыкновенную забегаловку для... трезвенников: в нем позволялось купить чай, кофе, шоколад и набить табаком трубку. АПТЕКИ Главная аптека по Миллионной улице от Зимнего дворца, сразу за особняком камергера Павла Федоровича Балка и напротив двора принцессы Анастасии Ивановны Гессен-Гомбургской по фасаду крайнего в полтора этажа строения. Восемь (пять и три) окон - покои Медицинской конторы и «материал каморы». Другие пять окошек, примыкающие к дальнему углу дома, - верный ориентир сеней, дежурной и основных комнат главной аптеки. Повернем направо и на стороне, обращенной к кварталу, расположенному у Красного канала, от улицы отсчитаем еще девять застекленных проемов. Пять из них также принадлежат аптеке, а четыре освещают химическую лабораторию, где по рецептам изготовляют лекарства. В глубине, по направлению к набережной Мойки, вытянулись еще десяток оконных рам. Это и есть квартира аптекаря. За ними и за аптекарским забором в глаза бросается огороженное место, заваленное дровами и углем - имуществом Дворцовой канцелярии и лейб-компании. Отсюда по распоряжению императрицы Анны Иоанновны, запретившей устраивать дровяные склады на Адмиралтейском лугу, ольховые, березовые, сосновые и еловые полена с октября по апрель регулярно отвозят прямо в императорские дворцы. В сенях у дверей аптеки и «материал камеры» посетителей встречает караул - три солдата с ефрейтором. Пропуск в оба крыла здания свободный. Одни спешат по каким-то делам в контору, прочие желают получить или приобрести медикаменты. Аптека работает зимой с шести утра до девяти вечера, летом на два часа дольше (с пяти до десяти). Перерыва на обед нет. Гезели отлучаются на час, подменяя друг друга. Бесплатно и только по рецепту лекарства выдают тем военным и статским, из жалованья которых вычитается госпитальный налог. Все остальные обязаны раскошелиться, вне зависимости от титула и ранга. Но россияне - народ сообразительный. У многих отцы, сыновья, дяди или братья служили в военном, морском или придворном ведомстве, и при благосклонном отношении к пациенту врачи просто выписывали рецепт на имя привилегированного родственника. Участившиеся подлоги очень беспокоили Германа Пестока, ибо канцелярская казна теряла значительные суммы. Наконец лейб-медик не вытерпел и 2 мая 1744 года повелел всем членам медицинского факультета в рецептах писать исключительно чин, фамилию и место службы конкретного больного, а не подставного лица. Нарушитель данного определения подвергался штрафу. За первую подмену канцелярия грозила конфисковать трехмесячный оклад провинившегося медика. За повторные попытки обмануть аптекарей изъятию подлежало полугодовое жалованье. Безденежный отпуск лекарства военным осуществлял Давыд Папен с гезелями и учениками в главной аптеке. В адмиралтейской аптеке на Васильевском острове аптекарь Иоганн Георг Модель обеспечивал медикаментами офицеров и моряков корабельного и галерного флотов. Нижняя аптека, которой командовал Георг Фридрих Дитрих, подобного контингента не имела, хотя позднее ей поручили в случае надобности помогать Христа ради бедным людям. В отличие от главной аптеки, у заведения господина Дитриха постоянного двора не было. Первый адрес нижней аптеки - Васильевский остров, 1-я линия по каналу, дом Варвары Арсеньевой, свояченицы А. Д. Меншикова. Здесь жители столицы покупали необходимые им лечебные средства на протяжении десяти лет (с 28 сентября 1731 года). Однако 28 октября 1740 года фельдмаршал Миних (за полторы недели до мятежа) уговорил регента Бирона передать жилище родственницы петровского фаворита на баланс Сухопутного кадетского корпуса. Аптекаря Дитриха уведомили о том уже при новой власти - 18 ноября. Три месяца ушли на поиски других палат и переговоры о найме. 17 февраля 1741 года Медицинская канцелярия постановила арендовать под аптеку на двухлетний срок каменный двор рыбного промышленника и поставщика Его Императорского Величества Терентия Сергеевича Бараблина по прозвищу Резвой за тысячу рублей. Переезд занял три дня, наведение порядка - десять. 1 марта 1741 года нижняя аптека открыла двери посетителям в новом доме близ Синего моста - на углу Малой Морской улицы и Третьей (Вознесенской) прешпективы. Помимо трех городских в Петербурге работали три ведомственные аптеки - придворная и две госпитальные. Филиалы сухопутного и адмиралтейского госпиталей берега Невы никогда не покидали. Генеральному штаб-доктору ничто не мешало как-нибудь ранним утром подвезти в казенной шлюпке на Выборгскую сторону «гофшпиталного» директора Николая Ивановича Энглерта (Энгельгарта) или профессора Иоганна Шрейбера, жившего на Аптекарском острове. По долгу службы командиру Медицинской конторы надлежало периодически совершать обходы госпитальных палат, заглядывать в аптеки и присутствовать на лекциях в анатомических классах. Кронштадтский адмиралтейский госпиталь за дальним расстоянием принимал высокого гостя гораздо реже. А еще господину Кондоиди не следовало забывать о Медицинском огороде на Аптекарском острове. Там для нужд государевых аптек выращивались разнообразные виды трав, корешков, цветов, из которых гезели и аптекарские ученики делали лекарства и лечебные настойки. Растения, не приспособленные к петербургскому климату, собирались в московском и провинциальных садах. Кроме того, ежегодно купцы по подрядам обеспечивали столичные аптеки заячьим, свиным и говяжьим салом, бобровыми струями, маслом коровьим без соли, конопляным и ореховым, восковыми свечами, купоросом, белой и черной смолой, циновками, рогожей, пеньковыми веревками, маком, шалфеем, семенами аниса, тмина и кишнеца, мылом, медом, «дистилованным» маслом, медными инъекционными шприцами, дровами, а также склянками, пузырьками, фарфоровой и глиняной посудой любых форм и размеров. Что требовалось внезапно и срочно, на бирже и в лавках покупал штатный «купчина» Осип Иванов, который в феврале 1744 года по старости уступил место Иоганну Гернеру. Ну а то, чего совсем не могли сыскать в Российской империи, выписывалось из-за границы, как правило, из Амстердама. В коносаментах у шкиперов судов, бросавших якорь у Кронштадтского и Санкт-Петербургского портов, значились разнообразнейшие «гумми» (почвы), «радицес» (коренья), «гербы» (травы), «флорес» (цветы) и еще бутылки с минеральной водой - пирмонтской, зельцерской, бристольской и шпавассером (то есть водой из источников курорта Спа в Бельгии). Минеральная вода наряду с бальзамами, эликсирами, венгерской водкой и «душистыми маслами» продавалась в аптеках свободно.
Freelancer: Писарь, огромное спасибо за интересный материал!
Писарь: И еще кое-что из жизни того времени... Для полноты картины . БОРДЕЛИ …В то время подобных «заведений» в столице хватало. Возникали они просто. Какая-нибудь вдова нанимала несколько покоев в чьем-либо особняке су себя на квартире, как правило, гостей данного сорта старались не принимать) и, подобрав двух -трех прозябавших в бедности смазливеньких девиц, приглашала заглянуть на огонек кавалеров с достатком. Те мог¬ли вызвать проститутку на дом или переспать с ней в одной из комнат учреждения. Платил клиент партнерше в среднем рубль, два или три за сеанс. Из всей суммы хозяйке борделя полагалось отстегнуть половину. Силой девушек к работе никто не принуждал. Любая при желании всегда имела право выйти из игры: превратиться в содержанку, выскочить замуж либо открыть собственное дело. Состоятельный петербуржец тоже обладал выбором: около десяти известных притонов работали ежедневно, конкурируя друг с другом. Самый престижный публичный дом Петербурга - дом дворцового скорохода Ивана Богдановича Рейхенбаха (на земле Н. Ю. Трубецкого) - от Синего моста по южной набережной Мойки четвертый обширный двор, протянувшийся вдоль Малой Сарской до Большой Мещанской улицы). Два разместились на Большой Морской улице. В доме немецкого актера Инфондилка (видимо, на земле антрепренера Я. Сигизмунда) содержатели трактира Георгий и Катерина Гак полтора года (в 1748-1749) не брезговали поднимать размер ежемесячной выручки поиском молоденьких девиц для вельмож и офицеров. Их коллеги по ремеслу - супруги Иоганн и Анна Ферштеры - приняли эстафету от четы Гак на подворье немецких комедиантов (в 1749-1750). А до того на¬ряду с торговлей занимались сводничеством на Малой Морской улице в знаменитом доме генерала Наумова. За Мойкой укрылись увеселительные пристанища немок Анны Ивановны Анбахар и Натальи Алексеевны Селивановой. А вот тридцатилетняя россиянка Ульяна Ивановна Елистратова (в девичестве Макшеева), дочь придворного конюха цесаревны Елизаветы Петровны и жена участника Камчатской экспедиции (она же Удачка), не стеснялась более года знакомить кавалеров с дамами легкого поведения в ста шагах от Зимнего дворца - под крышей трактира Ягана Гейдемана, в доме бригадира Г. Г. Чернышева на Большой Луговой улице. Как ни странно, сам Григорий Григорьевич Чернышев предпочитал тратить деньги не у нее. Генерал не ленился ездить на набережную Мойки к дому генерал-прокурора Н. Ю. Трубецкого, за которым владении вдовы Марьи Матвеевны Рейхенбах Матвеевна Фелкер, знаменитая Дрезденша, обcлyживала военных и придворных по высшему разряду. Здесь постоянно появлялись полковник Петр Иванович Панин, гвардии капитан-поручик Иван Ларионович Воронцов, прапорщик Петр Алексеевич Татищев (сын генерала-полицмейстера), камер-паж Иван Нарышкин, Петр Шереметев (тезка и однофимилец свекра Прасковьи Жемчуговой), Иван Неронов и паж Василий Каро, братья князья Голицыны, морского флота офицеры Иван и Николай Сенявины, лейб-медик Барре и многие другие. А жена полковника инженерного корпуса Николая Людвига - Франциска Людвиг - назначала в салоне Дрезденши свидания с придворным золотых дел мастером Принцем, лейб-медиком Бургаве, успешно лечившим великую княгиню Екатерину Алексеевну, и господином Шмитом, богатым шкипером из Любека. Персонал Анна Матвеевна набирала из опытных молодых женщин, как холостых, так и замужних. Но не все куртизанки соглашались зарабатывать на жизнь, ублажая клиентов борделя (кстати, сама Дрезденша блуда не чуралась; наравне с прочими компаньонками удовлетворяла и Чернышева, и Панина, и Неронова, и Бургаве с Барре). Дочь кормилицы императора Петра II Анны Марии Бахман Анна Петровна Блейх, в замужестве Биринг (сочеталась браком в тринадцать лет 10 апреля 1738 года), близко сошлась с саксонским посланником Фицтумом и четыре месяца посещала дипломата, получая за каждый визит от двадцати до тридцати рублей, не считая подарков в виде платья и разных безделушек. Затем посланник вернулся на родину. Муж же отлучился по делам в Москву. Сняв квартиру в доме Петра Михайловича Приклонского на Малой Морской улице, напротив Адмиралтейства, мадам попыталась найти себе работу. Об этом узнала госпожа Фелкер и предложила ей помощь. Анна Петровна, не подозревая, о чем идет речь, приехала по указанному адресу - набережная Мойки, дом Рейхенбаха - и только в апартаментах поняла, что от нее требуется. Упреки не произвели на Дрезденшу впечатления. «Не все ж с графами и посланниками жить!» - ответила она, впустив в зал двух офицеров. Испугавшись побоев и издевательств, госпожа Биринг смирилась и прошла в соседнюю горницу, дабы уединиться поочередно с одним и другим военным. Денег за услугу не взяла. На уговоры хозяйки заведения не поддалась «[Тебе] уже такого графа, с которым [ты] жила не сыскать, а [я] таких людей ... много сыскать [могу]». Уехала домой и более на вызовы (около десяти) хитрой сводницы не откликалась. Каждая девица, соглашаясь трудиться в публичном доме, преследовал а две цели: соблазнить и склонить к замужеству богатого горожанина или пристроиться на правах содержанки к какому-либо состоятельному вельможе. Что касается брака, то тут даме, особенно иностранке, надлежало быть весьма осторожной и строго проверять анкетные данные кандидата в женихи. Ведь у крепостного дворецкого или управляющего имением важного сановника тоже могло звенеть в кошельке. Между тем закон Российской империи гласил: за раба идущая рабой становится: «в таких случаях, когда свободной человек женится на кабалной девке или свободная девка выдет за кабалного человека, то уже и те, свободные не инако, как принадлежать должны тому, чьи те кабалные». Спасти переступивших через опасную черту никто и ничто не могло. Впрочем, исключения случались.
Писарь: Иностранные языки Отчего подчиненные канцлера задерживались на службе подчас до глубокой ночи, оттачивая навыки транскрипции иноязычных текстов? Оттого, что не французский, а русский язык доминировал в ту эпоху в дворянском сословии России, о чем наглядно свидетельствует отрывок из депеши австрийца Розенберга от 5 (16) января 1745 года: «Я с начала пребывания моего в России болше четырех домов не знаю, а именно канцлера для дел, госпож Воронцову и Чоглокову, и ... принца Гомбургского. Когда я к сим двум дамам, может быть, в месяц однажды приезжал, то я их заставал [в] трисет игра[ющими] в российской компании. По учинении первых комплиментов, они стали по руски говорить, а я зевать. Немного спустя уезжал». Немецкий язык уверенно занимал второе место, французский - третье, и только к концу пятидесятых годов последний немного потеснил конкурента из Германии. Перечисленная выше троица сформировала первую несущую опору русского образования, как для мальчиков, так и для девочек. Русский являлся основным языком общения. Немецкий помогал изъясняться с уроженцами Прибалтики, Пруссии, Австрии, Саксонии, Баварии, Ганновера и т. д., служивших повсюду в империи со времен Петра Великого и Анны Иоанновны. Французский имел ключевое значение для получения технического и гуманитарного образования. В сочетании с ним обычно работал второй базовый принцип русской дворянской школы - индивидуальное изучение специальной литературы под наблюдением профессионального педагога. На полках библиотек и на книжных прилавках чаще попадались французские печатные труды по математике, фортификации, военной тактике и стратегии, истории, географии, философии, юриспруденции, отчасти по физике. Лишь в области медицины и естественных наук преобладали книги на латинском - четвертом по популярности языке русского дворянства.
Писарь: Где покупали книги? Не стоит забывать о главных пунктах торговли разного рода литературой - государственных книжных лавках. В Петербурге той поры их было немного. Причем все они размещались по тому же адресу, что и типографии, обеспечивавшие их собственной продукцией. За печатным листом с новым указом или сборником законов следовало обращаться в книжную лавку при сенатской типографии (предположительно, в первом корпусе здания Двенадцати коллегий, возле берега Невы). Типографы Морского кадетского корпуса поставляли в лавку своего учебного заведения на Васильевский остров, по набережной от Стрелки второй дом от особняка Г. И. Головкина, в основном книги по математике и навигации. Их ближайшие соседи - кадеты Сухопутного шляхетского корпуса - обзавелись печатным станом лишь в 1757 году. Однако перечисленные торговые точки играли в жизни Петербурга довольно скромную роль. Потому что всех конкурентов затмил первый книжный мага¬зин столицы - книжная палата Академии наук. Она располагалась на первом этаже дворца Прасковьи Федоровны, непосредственно под двумя залами академической Конференции. Здесь ожидали своего покупателя книги по всем отраслям науки и культуры на русском, французском, английском, немецком и ряде других языков. То, что издавалось в Петербургской академии наук, как правило, продавалось без переплета. Переплет по желанию клиента производился позднее и за отдельную плату. Кстати, частные переплетчики тоже занимались распространением печатного товара.
Писарь: Как кормили курсантов? 1 июля 1756 года обеденное меню воспитанников кадетского корпуса выглядит вполне прилично: на первое - чечевица со свининой, на второе - говядина под хреном, на третье - молоко с творогом. Будь это воскресенье, ребят побаловали бы еще и тортом с черносливом или ватрушками. 29 июня закончился Петровский пост, и в рацион учеников и преподавателей-россиян вернулась скоромная пища - супы с сорочинским пшеном или перло вой крупой и с говядиной, фрикасе из баранины, лапша или суп с клецками и кусочками мяса, щи со свининой, окорок копченый со шпинатом, солонина с горчицей, каша молочная. пироги с говядиной, молоко. Вместо гарнира - салаты, турецкие бобы, ягоды, соусы, хрен, чернослив, горчица, яйца, редис или молоко с «земляницей». Во время же поста (с 10 июня) на отечественном столе господствовали исключительно похлебки с окунями, кашицы с осетриной, лососина с уксусом, жареные щуки с салатом, лещи под хреном, осетрина, лососина или белужина с ботвиньей и огурцами, горох с белужиной, каша крутая с маслом, сладкие оладьи да блины гречневые. Все, что кадеты и учителя не успевали съесть в обед - супы, фрикасе, жаркое из говядины, превращенное в рагу, солонину, отварную и жареную рыбу - повара разогревали и подавали на ужин. В домах вельмож или у императрицы так не поступали, хотя ассортимент блюд при всем разнообразии в основном совпадал с тем, чем кормили будущих офицеров. Трактиры По указу императрицы, изданному в июне 1746 года, в Петербурге разрешалось иметь двадцать пять, а в Кронштадте - пять трактиров. Все они по размеру годового акциза делились на пять классов. Хозяева, вносившие в казну ежегодно по 500 рублей, получали право держать при трактире квартиры с постелями, стол с кушаньями, биллиард, а также продавать шоколад, чай, кофе, табак, вино, водку гданьскую, водку французскую, водки российского разлива и пиво. За плату в 400 рублей гербергу запрещалось обеспечивать квартирантов регулярным столом. За 300 рублей трактир мог оказывать все услуги, кроме сдачи внаем комнат с постелью. Скромная сумма в 200 рублей лишала не только возможности принимать постояльцев, но и кормить их полноценным обедом и ужином. Наконец, сторублевый взнос превращал трактир в обыкновенную забегаловку для... трезвенников: в нем позволялось купить чай, кофе, шоколад и набить табаком трубку. Почта …Многие предпочитали иметь дело с государственной или, как называли ее в народе, немецкой почтой. …С купеческих партикулярных писем по указу 17 декабря 1725 года брали до Москвы две, до Вологды - три, до Архан¬ельска - четыре копейки за золотник веса; до Мемеля выкладывали 27 копеек с золотника (указ 1 апреля 1727 года); от Москвы до Казани платили по четыре копейки, от Казани до Оренбурга - по копейке, а от Оренбурга до Кучумского фельдшанца - по две копейки за золотник веса (указ 22 января 1752 года). Государственные бумаги преодолевали расстояния бесплатно. Кроме того, корреспонденцию регулярно перлюстрировали. Но надежность официальной почты оправдывала все недостатки. Так что работы подчиненным Ф. Аша всегда хватало. Почта развозилась двумя основными способа ординарным, то есть одним курьером (ускоренная ординарная почта называлась экстраординарной) и на эстафете (соответственно нарочной эстафете, письма в пакетах упаковывались в чемоданы, которые ставили на подводу). Посылки, обмотанные черной клеенкой или обшитые холстом, укладывали рядом, после чего почтальон, взяв подорожную и нужную сумму денег, отправлялся в дальний путь. Заграничная переписка перлюстрировалась выборочно и непременно с позволения императрицы. Причем выдача прочих писем задерживалась до окончания работы «черного кабинета». Ф. Аш часто уведомлял о том барона Черкасова: «Покорно доношу, что... заморская почта ради некоторыя секретныя перлюстрации, сего дня разве в вечеру поздна выдана будет...Марта 26 дня 1747 году». Это когда конверты привозили утром или днем. Вечернюю почту адресат мог получить лишь на другой день. Княгиня Голицына любопытства отечественных и зарубежных перлюстраторов (между прочим, вторые отличались меньшей аккуратностью) не боялась. В следующий раз, 25 марта, она признается сыну, что «не токмо наша кореспонденция, но и мысли наши не имеют никакой тайны; хотя бы оные открыто посылались, все была равно»13. Обождав, пока высохнут чернила, прятали исписанную бумагу в пакет и, запечатав, выводили на нем адрес. Затем вручали конверт посыльному. Если подвернулся вояжер, тогда поступали с письмом иначе. Прежде всего согнули бы лист на четверть сверху и на четверть снизу и соединили согнутые части, наложив одну, нижнюю посередине второй, верхней. Потом полученный продолговатый прямоугольник снова сложили бы с двух сторон (опять с одной больше, а с другой меньше) так, чтобы меньшая половинка накрыла большую. Под конец в месте соединения половинок, посередине, капали бы немного сургуча и надавливали на него перстнем с печаткой. А с обратной, чистой стороны нового, уже маленького прямоугольника начертали бы адрес. Засунув в карман пакет, слуга устремлялся в сторону Зимнего дворца, к трехэтажному дому на Миллионной улице, рядом с Зимней канавкой. Над входом в здание возвышался двуглавый орел с изображенными в круге на груди двумя скрещенными почтовыми рожками. Там посыльный предъявил письмо и заплатил по весу необходимую сумму. Теперь оставалось дожидаться ответа. В Санкт-Петербургском почтамте любой человек мог не только отослать или забрать свою корреспонденцию, но и неплохо отдохнуть в биллиардном покое почтового заведения: почитать свежий номер «Ведомостей», сыграть в биллиард, побеседовать с приятелем и опрокинуть рюмку-другую гданской или французской водки или заграничного виноградного вина. За рюмку французской петербуржцы платили 3 копейки. Рюмка гданской стоила дороже - 5 копеек. Торговал привезенными из-за моря по заказу почт-директора Аша водками и винами купор с помощниками. Порт Весна, окончательно одолев зиму, освобождала от ледового плена Финский залив и позволяла первым торговым кораблям пришвартоваться к пристани Кронштадтского порта. В 1755 году долгожданное событие случилось 28 апреля. Спустя неделю число кораблей, пришедших к устью Невы, выросло до тридцати, а к концу мая достигло ста. Но не все суда останавливались в Кронштадте. Многие продолжали путь к Неве и, обогнув Васильевский остров, бросали якорь у Петербургского порта, раскинувшегося рядом со Стрелкой Васильевского острова. Здесь стояли двухэтажные здания Пакгауза и каменного Гостиного двора, на первом этаже которого, оформленном открытыми рустованными аркадами, размещались склады и торговые залы Биржи. В доме по соседству работала столичная таможня. Подплывавшие к порту корабли причаливали к деревянной на сваях пристани. С семи до двенадцати часов утра в таможне капитаны или владельцы судов предъявляли таможенным чиновникам реестры привезенного товара (коносаменты), после чего кули, мешки и ящики сгружались в нанятые в Гостином дворе помещения. В залах Биржи купцы торговали оптом и в розницу с утра до вечера. Правда, в два часа пополудни по удару колокола заканчивался рабочий день у таможенников и государственных маклеров - регистраторов сделок и знатоков точного курса иностранных валют. На Биржу приходили не только торговцы, но и многие петербуржцы. Oдни интересовались зарубежными новинками, другие хотели купить что-либо необходимое подешевле, третьи ожидали прибытия кораблей с вещами, купленными для них друзьями или родственниками. Чаcтeнькo замечали в Петербургском порту чиновников придворного ведомства, встречавших присланные из разных европейских стран приобретения по заказу Елизаветы. Реки, суда и мосты Суда малых размеров господствовали на Неве днем. Вечером и утром главная река столицы поступала в распоряжение грузового транспорта, идущего от Ладоги в Кронштадт и Петербург, а также обратно к Ладоге. Исаакиевский наплавной мост в ту пору, естественно, разводили, за что хозяева так называемых ластовых кораблей выплачивали по рублю за судно. Хотя Нева играла доминирующую роль в жизни города, забывать о речках и каналах, прилегающих к главной реке, тоже не стоит. Из них самыми важными по праву считались Фонтанка, Мойка и Глyxая речка. Ухаживать за ними стали при императрице Анне Иоанновне. Именно тогда правительство решило привести в божеский вид заброшенные, грязные протоки Адмиралтейского острова. В 1736 году русла и берега трех речек начали очищать и укреплять. При Елизавете Петровне работы продолжались. Русла рек очистили, а при необходимости углубили Берега Фонтанки, Мойки и ряда других речек и каналов по примеру деревянных набережных Невы приподняли и «одели» в дощатый настил, поверх которого соорудили изящные балюстрады. На главных городских магистралях реки пересекали подъемные мосты, прочие мосты устраивались на сваях. Большинство подъемных мостов украшали Moйку: Красный (возле Красного канала и Глухой реки); Зеленый (на Невской прешпективе); Синий (на Вознесенской прешпективе); Галерной (позади Галерного двора). На Фонтанке преобладали мосты на сваях: Симеоновский (у церкви Симеона Богоприимца); Аничков (на Невской прешпективе); Семеновский (ведущий к слободе Семеновского полка); Обухов (на Вознесенской прешпективе); Измайловский (ведущий к слободе Измайловского полка). Разводился лишь один - Калинкин. Тот, что через островок вел на дорогу в Калинкину деревню. Немало красивых подъемных мостов было переброшено через каналы по линии набережной Невы на Адмиралтейской стороне. Самый известный из них - разводной мост, перекинутый через нынешнюю Зимнюю канавку у Старого Зимнего дворца. По соседству от него, на Миллионной улице, тоже долгое время располагался подъемный мост, но затем «для свободнаго проезду карет отменен и зделан простым», то есть на сваях. За состоянием русла рек, примыкающих к Неве, внимательно наблюдала городская полиция, старавшаяся вовремя принимать меры по исправлению различного рода «упущений». Проблемы решались с привлечением ведущих специалистов Канцелярии от строений и Академии наук.
Писарь: Рауты В гости к российским вельможам Елизавета Петровна наведывалась довольно часто, иногда несколько раз в месяц. Высочайшие визиты привлекали камерной, почти что домашней атмосферой общения с минимальным соблюдением этикета. Во всем прочем они ничем особенно не отличались от придворных торжеств. То же хорошее обеденное или вечернее угощение под аккомпанемент оркестровой музыки, беседы за столом, танцы до или после трапезы, игры в карты. Так, первым в марте 1755 года, 4-го числа, императрицу позвал на ужин Михаил Ларионович Воронцов. Через две недели государыню принял Алексей Григорьевич Разумовский. На сей раз ее потчевали обедом, причем постным. Супруг, безусловно, знавший о вкусах августейшей жены, наверняка позаботился о том, чтобы на скудном столе помимо скромных блюд и популярных бургундского, пантака, рейнвейна (с изгнанием Шетарди мода на шампанское прошла) обязательно стояли любимые императрицей устрицы, бутылки с токайским вином и английским пивом. Снабдив стол английским пивом, граф угодил бы покровительнице вдвойне, ибо, войдя в зал, Елизавета обратила внимание на склонившуюся в реверансе Татьяну Кирилловну Голицыну, тоже большую любительницу пива. Княгиню-то государыня и намеревалась обрадовать долгожданным подарком, вестью об официальном назначении старшего сына посланником в Лондон. И было бы очень кстати, да и символично (пиво-то английское!), если мать нового русского посла в Великобритании подняла бы бокал за здоровье собственного сына, наполненный своим любимым напитком. Оставалось лишь пожалеть, что заказанная в ноябре прошлого года С. К. Нарышкиным через П. Г. Чернышева у госпожи Анны Вигор, вдовы английского резидента в России Рондо, новая партия лучшего английского пива сорта «Эльбир» из 3000 бутылок до сего времени не привезена в Петербург. И, судя по реляциям нашего посла, раньше апреля отправление из Англии 25 бочек с бутылками не предвиделось. Рассаживание по местам много времени не потребовало. Семнадцать дам (в том числе великая княгиня Екатерина Алексеевна, принцесса Анастасия Ивановна Гессен-Гомбургская, супруга канцлера Анна Ивановна Бестужева-Рюмина) и около сорока кавалеров расположились за главным столом в зале, семнадцать придворных из штата Петра Федоровича - за отдельным столом в соседней комнате. Трактамент сопровождался оживленной беседой на фон не слишком громкой итальянской музыки, частенько прерываемой тостами за здоровье именинника, императрицы, великого князя, великой княгини т.д. Во время застолья Елизавета Петровна и подгадала удобный момент, чтобы торжественно объявить о том, что секретарь российского посла в Голландии, надворный советник Александр Михайлович Голицын с нынешнего дня - чрезвычайный посланник России при дворе английского короля Георга II в звании канцелярии советника. Гости сразу ж выпили за здоровье новоназначенного и его родителей. В адрес Татьяны Кирилловны посыпались поздравления. По окончании обеда императрица, выбрав партнеров, уселась вместе с А. Г. Разумовским за ломберный столик. Рядом обосновался один из дежурных камергеров. Он вел учет выигранных и проигранных государыней денег. Возле Петра Федоровича и Екатерины Алексеевны то же самое делали дежурные камергеры или камер-юнкеры малого Двора. Играли либо в тресет, либо в квинтич, либо в фаро. Вероятнее всего, в тресет - наиболее почитаемую государыней игру. Размеры ставок были невелики, так как закон запрещал азартные игры в карты на большие суммы. Праздник завершился после того, как утомившиеся игроки пожелали прекратить игру и понемногу стали разъезжаться. Первой Аничков дворец в десятом часу вечера покинула императрица. За ней потянулись остальные.
Писарь: Полиция В территориальном плане Санкт-Петербург делился на шесть частей - Адмиралтейскую, Литейную, Московскую, Васильевскую, Петербургскую и Выборгскую. В каждой части имелась своя съезжая. По согласованию с ними главная полиция договаривалась с Военной коллегией об установке пикетов в самых важных местах города. У здания полиции располагалось больше всего солдат - около десятка. В два раза меньше давали съезжим Адмиралтейской стороны и Васильевского острова. Литейная, Выборгская, Московская и Петербургская съезжие довольствовались двумя-тремя гарнизонными солдатами. Уличные пикеты состояли, в основном, из трех рядовых и одного унтер-офицера. И лишь в наиболее опасных точках численность стражников достигала пяти (у Синего моста), а то и более десяти человек (у Гостиного Двора). Причем возглавлять их мог и обер-офицер. Пикетами охрана порядка на улицах столицы не ограничивалась, ибо с ними на протяжении всего ночного времени поддерживало связь и взаимодействовало низовое звено - два рогаточных часовых с трещотками. Им также полагались будка и рогатка, которой на ночь перегораживался проезд по улице. Рогаточные контролировали те участки, которые выпадали из поля зрения пикетов, и в случае чего трещотками или криком звали на помощь. На смену наряжали поочередно от каждого дома, прилегаю¬щего к данному посту, одного человека - кого-либо из дворовых мужчин. Вполне эффективно эта система функционирова в центре города - в Адмиралтейской, Литейной и в какой-то степени Васильевской частях. На окраинах - от набережной Фонтанки и далее (за исключением слобод лейб-гвардии Семеновского и Измайловского полков), на Выборгской и Петербургской стороне - уже следовало держаться настороже и быть готовым к нападению. Ходить ночью в одиночку по предместьям не рекомендовалось. Караул в покоях императрицы Команды пехотных гвардии полков дежурили в императорских дворцах по очереди -измайловцы и семеновцы по три дня, преображенцы по четыре. В Зимнем дворце общее руководство караулами и конных, и пеших гвардейцев осуществлял офицер-пехотинец, в Летнем дворце - конногвардеец. Kaраульный офицер надзирал за тем, чтобы подчиненные четко и правильно выполняли возложенные на них функции. Конным часовым, стоявшим у ворот и у крыльца близ проходных сеней, следовало пропускать во дворец лиц, идущих на службу, лейб-компании и лейб-гвардии офицеров, а также дам в богатых нарядах и не препятcтвовать никому выходить из царских апартаментов на улицу. Пешие конногвардейцы, расположенные во дворце, в помещениях, примыкавших к внутренним покоям Ее Величества и их Высочеств, позволяли пройти всем военным, кроме армии и гвардии нижних чинов, а также гражданским персонам 1-8-го классов, чужестранным министрам, придворным кавалерам и да¬мам. Зато они без колебаний скрещивали ружья перед подлым народом «в шапках и неубранстве» и женщинами «без фижбенных юбок». Как обычно, караульный офицер утром и вечером проверял посты, а ночью выслушивал от унтер-офицеров, обходивших с капралом часовых, рапорты о положении караульной команды. Обходы совершались в девять часов вечера, в час ночи и в пять часов утра. Ордена …Российские ордена - Святого апостола Андрея Первозванного и Святого Александра Невского имели четыре отличительных знака: цепь (у ордена Андре Первозванного), крест, шитую серебром звезду и муаровую ленту. Знаки кавалеру выдавались Коллегией -иностранных дел, которая их покупала у ремесленников или заказывала в доме Крюйса на Верхней набережной в придворной мастерской Н. А. Возжинского, директора царской коллекции драгоценностей. У Бестужева до февраля 1757 года всегда хранилось по пятнадцати экземпляров первого и второго ордена. Потом количество запасных наборов увеличилось до двадцати. …Приобретением цепей, крестов со звездами и ведением реестра кавалеров служебный долг подчиненных канцлера не исчерпывался. Им к тому же надлежало по кончине любого орденоносца (и российского, и иностранного) добиваться от наследников возвращения в казну либо крестов и цепей, либо денежного эквивалента: 96 рублей - за крест святого Андрея, 100 рублей - за крест святого Александра, 400 рублей - за цепь. Звезда стоила четыре рубля пятьдесят копеек. Помимо двух основных петровских кавалерий, у многих россиян на груди красовались звезды и ленты голштинского ордена Святой Анны (в ту пору не имевшего степеней), польского Белого орла и прусского Черного орла. Впрочем, доставкой в Россию раздачей этих трех наград занимались уже не российские чиновники.
Mavrosha: Писарь, низкий поклон за такое обилие информации!
Писарь: Mavrosha Та ради Бога! Если шо - обращайтесь!
Писарь: Еще кое-что вдогонку о жизни младшего брата Анастасии, Сергея Павловича Ягужинского. Большую часть из написанного я уже озвучивал, но есть и новые подробности. Желающие могут ознакомиться с ними здесь:http://www.pavlovskayasloboda.ru/part2-4.html Статья большущая и заумная, так что я не стал ее сюда выкладывать. Что особенно замечательно, так это то, что теперь мы можем увидеть воочию, как выглядел родной брат Анастасии Павловны! Раз уж ее портрет найти вряд ли удастся... Кто знает, насколько они были похожи, но выглядел он довольно привлекательным. Так что утверждение, что Анастасия была "первой красавицей", скорее всего, было абсолютно справедливым! http://www.radikal.ru][/URL] Кстати, он похоронен в Александро-Невской лавре в Петербурге. Лично я не видел, где именно. Может, кто-то из наших петербуржцев заглянет туда. А вдруг там же и все его родные, включая Анастасию? Тогда бы мы узнали еще много интересного, хотя бы точные годы ее жизни!
Викусик: Товарищ Писарь, я просто восхищаюсь Вашими знаниями! Так рассказываете, будто жили в то время. А Вы, случайно, не профессиональный историк?
Писарь: Викусик Госпожа Викусик! Я всего лишь скромный писарь... А историю люблю по наитию души, не профессионально. И всегда рад поделиться своими небольшими познаниями!
Freelancer: Ув. Писарь, я не перестаю восхищаться не только объемом и качеством размещаемой Вами информации, но и Вашей скромностью... "Я льщу себя надеждой" (с), что в Ваших архивах найдутся подробные данные о тех предметах, кои изучали отроки в Навигацкой школе и в других школах подобного рода...
Писарь: Freelancer Благодарствую! О чем-то вроде этого я уже, кажется, писал, но не помню точно. А что именно интересует в предметах, "кои изучали отроки в Навигацкой школе и в других школах подобного рода..."? Например, где-то на форуме уже выкладывались учебники Магницкого и какие-то другие.
Лиза Корсак: Писарь пишет: учебники Магницкого Я даже в руках держала учебник математики Магницкого, изданный в XVIII веке!
Писарь: Лиза Корсак Настоящая дочь гардемарина!
Викусик: Писарь пишет: Госпожа Викусик! Помилуйте, уважаемый товарищ Писарь, какая я госпожа? Я чисто рабоче-крестьянского происхождения.
Freelancer: Ув. Писарь, мне (и, смею надеяться, не только мне) было бы очень интересно почитать более подробно о военных дисциплинах, таких как: фехтование, фортификация, верховая езда, физподготовка и т.п. Какие в учебном процессе использовали учебники и пособия, кто преподавал, по каким критериям в ту эпоху отбирали преподов, какими были физические нормативы для курсантов в то время? Я понимаю, что информацию эту ОЧЕНЬ трудно найти, но все же в глубине души надеюсь на обилие и неисчерпаемость Ваших архивов и заранее благодарен за ЛЮБУЮ информацию по этой теме!
Писарь: Freelancer Ну-у-у...Планов - громадье! Особенно в плане "физических нормативов". На этот вопрос могу даже сразу ответить: нормативы однозначно выполнялись! Стоит лишь почитать первую книгу Соротокиной, где описываются набеги курсантов на близлежащие сады и огороды обывателей, чтобы осознать: для таких "спортивно-приватизационных" мероприятий гардемаринам приходилось быть в очч-чч-чень хорошей форме! А остальное будем искать.
полная версия страницы