Форум » О фильмах и актерах трилогии » Наше творчество, посвященное гардемаринам - 2 » Ответить
Наше творчество, посвященное гардемаринам - 2
Freelancer: Предлагаю в этой теме размещать творения наших талантов (стихи, рисунки, рассказы), так или иначе связанные с любимой кинотрилогией и ее персонажами... Все, что пока не представлено здесь на сайте в разделе ФАН-ТВОРЧЕСТВО АВАТАРКИ: http://gardemariny.borda.ru/?1-9-0-00000003-000-60-0#032 Автор: МариНика СВОИМИ РУКАМИ: Кукла Анастасия Aвтор: Софья Зотова Статуэтка Aвтор: Iron Maiden Вышивка "Ланфрен-ланфра" Автор: Valentine "Гардемарины, вперед!" Настольная игра для детей от 6 до 106 лет. Автор: Юзефа Ёлочные игрушки Автор: Marina СТИХИ: «Душа от счастья разрывается...» Автор: Light «Гардемаринский куплет» Автор: Евгения Бервальд «Гардемарины...» Автор: Маринка «Как жаль, гардемаринов больше нет...» Автор: Артистка «Что благородство, доблесть и любви томление?» Автор: Артистка «А я хочу, чтоб встречи под окном» Автор: Артистка «Пора-порадуемся по-гардемарински» Автор: Корсак «Марш гардемаринов» Авторы: Ольганиус и Евгения Бервальд «Посетители трактира по-гардемарински» Автор: Корсак Пирожки Автор: Юзефа Фильм в стихах «ГАРДЕМАРИНЫ, ВПЕРЕД!» Автор: Elenka 1 серия 2 серия 3 серия 4 серия (в процессе написания) ФАН-АРТ: http://gardemariny.borda.ru/?1-9-0-00000002-000-20-0#009 Автор: Катенька http://gardemariny.borda.ru/?1-9-0-00000002-000-120-0#050 Автор: Iron Maiden http://gardemariny.borda.ru/?1-9-0-00000002-000-140-0#055.001.001.001 Автор: Iron Maiden http://gardemariny.borda.ru/?1-9-0-00000002-000-160-0#063 Автор: Iron Maiden http://gardemariny.borda.ru/?1-9-0-00000002-000-160-0#065 Автор: Iron Maiden http://gardemariny.borda.ru/?1-9-0-00000002-000-180-0#069 Автор: Iron Maiden http://gardemariny.borda.ru/?1-9-0-00000003-000-0-0#005 Автор: Iron Maiden http://gardemariny.borda.ru/?1-9-0-00000003-000-140-0#060 Автор: Марго http://gardemariny.borda.ru/?1-9-0-00000004-000-0-0#002 Автор: Anastasiya_V http://gardemariny.borda.ru/?1-9-0-00000004-000-40-0#012 Автор: Anastasiya_V http://gardemariny.borda.ru/?1-9-0-00000004-000-100-0#028 Автор: Косой черт http://gardemariny.borda.ru/?1-9-0-00000004-000-120-0#031 Автор: Косой черт http://gardemariny.borda.ru/?1-9-0-00000004-000-220-0 Автор: Hardbroom http://gardemariny.borda.ru/?1-9-0-00000004-000-240-0#078 Автор: Д*Артаньянка http://gardemariny.borda.ru/?1-9-0-00000004-000-260-0#093 Автор: Писарь http://gardemariny.borda.ru/?1-5-0-00000027-000-40-0#016 Автор: Юзефа http://gardemariny.borda.ru/?1-5-0-00000027-000-40-0#018 Автор: Юзефа Обложка журнала "Вечерний курсант" Автор: Корсак Обложка журнала "Светская сплетница" Автор: Корсак ФАНФИКШН: «Cказка» Автор: Леди Корсак «Небольшое эссе о поисках могилы сестры Анастасии» Автор: Писарь «Начало большой дружбы» Aвтор: Катенька «Гардемарины на уроке» Aвтор: Катенька «Пакет для князя» Aвтор: Катенька «СОБАКА БЕСТУЖЕВЫХ, или ГАРДЕМАРИНЫ, ЛАПУ!» Автор: Нюшка Дантес Главы 1, 2 Глава 3 Главы 4-6 Главы 7-9 "Русские наступают или Секретный замысел Бестужева" Автор: Корсак «ШУТКА-ВЕРСИЯ ПОХИЩЕНИЯ БЕСТУЖЕВСКИХ БУМАГ» Автор: Евгения Бервальд «Официальные отношения» Автор: Сесилия ВИДЕОКЛИПЫ: «Белов/Ягужинская» Aвтор: Лиска «Князь» Aвтор: Angelrain «Храни Вас Бог» Aвторы: Писарь и Elenka «Голубка» Автор: Таня Ягужинская "Вечная любовь моя" Автор: Таня Ягужинская «Летняя» Автор: Таня Ягужинская «Новогоднее поздравление 1» Автор: Писарь «Новогоднее поздравление 2» Автор: Писарь «Весеннее поздравление» Автор: Писарь «Ах, какая женщина!» Автор: Таня Ягужинская «Гардемарины, вперед! Не покидай меня!» Автор: Александра Белова «Harrдемарины, вперёд! - Гарри Поттер в навигацкой школе))» Автор: Корсак «Я, все-таки, тебя люблю» Автор: Ангелика «Как жизнь без весны» Автор: Anastasiya_V «Сага о князе» Автор: Александра Белова «Трактат о любви» Автор: Александра Белова «Как любовь не права» Автор: Ангелика «Мстители, вперед!»Автор: Корсак «Александр Белов - агент 007»Автор: Корсак «Корсак - натуральный блондин»Автор: Корсак Копировать произведения на другие ресурсы можно только с согласия автора произведения.
Катенька: очередной приступ графоманства)) в тексте использованы фрагменты из книги Н. Соротокиной "Трое из навигацкой школы" и вот отсюда *** – Лука Аверьянович, пакет для князя принесли. – Григорий Ильич в Италии. – Для сына их пакет. *** «...ты незаконнорожденный и тебе нет места в благородном семействе, рядом с людьми, которые по собственной глупости были слишком добры к тебе. Друг». Листок, исписанный аккуратным мелким почерком, выпал из рук и плавно лег на пол. Никита растерянно проводил его взглядом. Испуганные зеленые глаза юноши были полны непролитых слез, ладошки стали влажными, а тонкие пальчики чуть заметно дрожали. «Когда несчастная Катенька презентовалась корзинкой с младенцем и кормилицей, не имевшей при себе даже рекомендательного письма, то упала в беспамятстве. И было опасение за ее жизнь». Матушка... Мама... Как же так?.. Никита выдохнул, неожиданно поняв, что все это время не дышал. «...ты не имеешь к этой семье никакого отношения, ты не князь, а всего лишь жалкий бастард...» Бред какой-то! Мама, скажите, что это неправда! Матушка... – Никита Григорьевич! Юноша вздрогнул от неожиданности и резко оглянулся: на пороге стоял Лука. – Никита Григорьевич, – повторил дворецкий, – когда обед подавать прикажете? Какой, к черту, обед?! Слезы брызнули из глаз, Никита, не говоря ни слова, подхватил письмо, лежавшее на полу, и выбежал из комнаты мимо Луки. – Барин! Никита выбежал на крыльцо и, не разбирая дороги, бросился, куда глаза глядят. Вернее, куда звало неровно и часто стучащее сердце. *** – Где Никита Григорьевич? – Гаврила хмуро смотрел на Луку. – А я откуда могу знать, где их сиятельство бегать изволят? Им письмо пришло, барин его прочитал, а потом сбежал весь в слезах. Даже без обеда. Гаврила нахмурился еще больше. Что могло быть в том письме? Куда убежал юный князь? Где его теперь искать? Не обращая внимания на ворчание дворецкого, Гаврила отправился искать Никиту. Оставить мальчика в беде он не мог, а в том, что случилось что-то плохое, Гаврила не сомневался. Он слишком хорошо знал своего юного хозяина. И быть мальчик мог только в одном месте. *** Худшие опасения Гаврилы подтвердились, когда он увидел высокую худенькую фигурку Никиты рядом со склепом княгини Катерины Исаевны на Лазаревском кладбище. Бледный и явно встревоженный юноша судорожно прижимал руки к груди, смотрел на крест и что-то шептал, не замечая появления верного камердинера. Подойдя ближе, Гаврила увидел, что Никита весь дрожит. – Никита Григорьевич, разве же можно так? – Гаврила мягко, но укоризненно посмотрел на юного князя. Юноша поднял ясные испуганные глаза, в которых плескалось отчаяние. – Разве так можно? – чуть слышно повторил Никита. – Гаврила, разве так можно? – Как? Никита Григорьевич, что случилось-то? Но юноша не ответил, молча опустил голову. – Никитушка, – ласковое и несколько фамильярное обращение вырвалось само, – идемте домой, а? Не дело тут стоять, дождь сейчас начнется, да и обедать пора. Идем, Никита Григорьевич? Мальчик позволил себя увести, но, только зайдя в дом, сразу же закрылся в своей комнате и не вышел оттуда даже к вечеру. Гаврила весь день простоял под дверями, прислушиваясь, но из комнаты не доносилось ни звука. Снова и снова камердинер благодарил бога, что уговорил князя разрешить ему остаться дома, а не сопровождать барина. Накануне отъезда Григория Ильича у Никиты неожиданно поднялась температура, и Гаврила не мог оставить мальчика. – Никита Григорьевич, ужинать будете? – в пятый раз спросил Гаврила, постучавшись и не особо надеясь на хоть какой-то ответ, тем более положительный. Но неожиданно дверь открылась, Никита заставил себя улыбнуться, но улыбка получилась довольно жалкая и вымученная. – Гаврила, – голос юноши предательски задрожал, но Никита взял себя в руки и как можно спокойнее сказал: – Ты не переживай за меня, не надо. Иди к себе. – Да как же это, барин? Как я вас оставлю? – Оставь, Гаврила, прошу тебя, оставь. С последним словом Никита закрыл дверь и медленно опустился на пол. Силы окончательно покинули его. *** Всю ночь Никита пролежал без сна. Несколько раз к дверям подходил Гаврила, стоял пару минут, прислушиваясь, вздыхал и уходил, что-то чуть слышно ворча о том, как нехорошо забывать про еду. Никита был даже благодарен ему за это сочувствие, ворчливую поддержку, но давящее ощущение пустоты и горечи все время возвращало его к письму. Перед глазами вставали строчки, врезавшиеся в память. «...было опасение за ее жизнь», «...ты не имеешь к этой семье никакого отношения...» Никита чувствовал, что слезы снова готовы пролиться. Это же бред какой-то... Так не бывает... Утром Гаврила как обычно зашел в комнату: – Умываться, барин, будете? – Буду, – вяло кивнул юноша, вставая с кровати. – Что случилось-то, Никита Григорьевич? – Ничего. А когда батюшка вернется? – Так месяца через три. Никита Григорьевич, может, все-таки расскажете? *** Три месяца до возвращения отца показались Никите мучительной вечностью. Гаврила, опасаясь за своего маленького хозяина, не спускал с него глаз, но юноша избегал разговоров, и чаще всего верный камердинер видел юного князя на Лазоревском кладбище. Никита целыми днями простаивал около могилы матери, словно ожидая ответа на все свои невысказанные вопросы. То письмо Никита всегда носил с собой, и если бы его спросили, зачем, вряд ли смог бы толком объяснить. – Мама... – в который раз шептал Никита, прижимая руки к груди. – Матушка... Так не бывает... Ведь ты моя мама... Ты... Ты же любила меня. Не может быть, чтобы не любила. Тогда зачем все так? Зачем? Никита много думал обо всем этом. Кто мог написать? С какой целью? «...имеешь ли ты право хоть на часть того, чем пользуешься...» Ответ подразумевается только один. Нет. Не имеешь права ни на имя, ни на этот дом и состояние, ни на мать... Последнее приводило Никиту в настоящий ужас, и начинала кружиться голова. Нет, только не это. Провались этот дом вместе со всей мебелью, не надо никакого состояния, и княжеского титула. И наследником не так уж и хотелось быть! «Нет, – остановил себя Никита, – не ври. Именно наследником и хотелось. Любимым, единственным, надеждой и опорой. А какая теперь надежда? Да бог со всем этим наследством, с титулом. Проживем и так. Только... Только матушку не отнимайте...» Никита крепче сжал кулаки и даже зажурился. Еще никогда он не чувствовал себя так одиноко. Скорей бы вернулся отец. Пусть он скажет, что все это неправда. Пусть все вообще окажется страшным сном. Никита с нетерпением ждал возвращения отца, но волнение от предстоящей встречи только нарастало. Он уже устал бояться и злился на себя за то, что при одной только мысли о разговоре с отцом у него начинали дрожать руки. – Так нельзя, – говорил себе Никита, – если я с порога разрыдаюсь, ничего хорошего точно не получится. Надо просто подойти и сказать, что пришло какое-то странное письмо, отец его прочитает и скажет... И скажет, что... все это какая-то нелепая ошибка. Ах, батюшка, скажите, что это ошибка... Когда настал долгожданный день приезда, Никита с утра не находил себе места: наконец он встретится с отцом. Но как пройдет эта встреча? Едва Григорий Ильич перешагнул порог дома, он сразу почувствовал, что за время его отсутствия что-то произошло. Вышедший к нему навстречу Никита был страшно бледен и очень взволнован. – Батюшка, – мальчик неуверенно подошел, – я так рад вашему возвращению. – Что случилось? – князь посмотрел сыну в глаза и, поняв, что тот просто на грани истерики, строго сказал: – А ну-ка, идем в кабинет. Не то чтобы Никита боялся отца, но почему-то терялся и не всегда мог справиться с волнением. Вот и сейчас мальчик не знал, с чего начать и что вообще делать. – Я слушаю. Что произошло? Никита беспомощно поднял глаза, по щекам потекли соленые ручейки слез. – Что случилось? – Батюшка, я... Я не знаю, но... Вот это... – дрожащей рукой он достал письмо и робко протянул отцу. Князь взял письмо, глаза быстро забегали по строчкам. Никита заметил, что при чтении отец становился все мрачнее и мрачнее. Дочитав, князь с ненавистью отбросил от себя бумагу, словно ядовитую змею и в гневе быстрыми шагами вышел из кабинета, не сказав ни слова и даже не взглянув на замершего от испуга сына. – Батюшка, – Никита в слезах кинулся было за отцом, но остановился, подобрал лежащее на полу письмо и на ватных ногах ушел к себе в комнату. Что же это? Почему отец так рассердился? Неужели все это правда? Мама... Мама! Не отнимайте, только не ее... Разговор состоялся только через сутки. Князь сам пришел в комнату сына и, встав у окна, отрывисто произнес: – Родила тебя немка. Уж пятнадцать лет, как нет ее в живых, она умерла родами. Так что платить за тебя было некому! Никита чувствовал себя так, как будто на него вылили ведро ледяной воды. – Что же вы сердитесь, батюшка? - дрожащим голосом спросил он и вдруг все понял: за то, что носил на груди и перечитывал эту бумагу, за то, что поверил ей и теперь, пусть почтительно и робко, требует от отца отчета и сочувствия. – Простите меня, – прошептал он, опуская голову, – простите, батюшка. – Катерина Исаевна, твоя мать, – князь сделал ударение на последних словах, – нашла в тебе радость. Я ее при жизни обижал, не обижай ее после смерти. О пасквиле забудь! Никита кивнул, не в силах что-то сказать, а когда отец вышел, упал на кровать и залился горькими слезами. *** Гаврила уже давно догадался, что все дело в том письме, и даже интуитивно понимал его содержание, но не знал, чем помочь юному князю. Боль Никиты он воспринимал, как свою собственную, а слезы мальчика ранили сердце. Ночью после разговора Оленева с сыном, Гаврила осторожно вошел в комнату Никиты. Юный князь спал, но сон его был тревожным, мальчик часто и отрывисто дышал, а лоб был холодным и влажным. Никита вздрогнул во сне, и Гаврила ласково погладил юного хозяина по плечу: – Тише, Никитушка, тише. Никита затих, не просыпаясь, повернулся. Бескровные губы чуть заметно шевельнулись: – Так не бывает... – Бывает, – горько вздохнул Гаврила. – Бывает, барин. Но вы спите пока. Все будет хорошо. *** Никите снилось широкое поле с высокой травой. Матушка протягивала к нему руки и звала его, Никита смеялся. Но вдруг откуда-то появилось письмо, раздался чей-то злорадный смех. – Мама! – испуганно закричал Никита, бросаясь к ней. – Мама! – Не бойся, мой мальчик, – звала его княгиня. – Иди ко мне. Никита бежал к матери, но никак не мог ее догнать, расстояние между ними только увеличивалось. Письмо кружилось над мальчиком, нагоняя на него настоящий ужас. – Не обижай мать, – строгий взгляд появившегося отца еще больше напугал Никиту. – О пасквиле забудь! Никита упал на траву, слезы душили его. – Матушка, – беспомощно шептал он, закрывая голову руками. – Так не бывает! Так не бывает... – Бывает...
Евгения Бервальд: Я не буду плакать... Нет... Нет... Красиво и трагично. Несчастный князь! (как сын, так и отец)
Евгения Бервальд: Freelancer пишет: Я боюсь себе представить в каком образе Вы решили изобразить Жака. Неужели миссис Хадсон??? :-))) Думаю, Жак выступит в роли «беглого каторжника» (или кто там у Конан Дойля). Впрочем, поживем - увидим. Мне тоже не терпится увидеть Жака.
Корсак: Freelancer пишет: Я боюсь себе представить в каком образе Вы решили изобразить Жака. Собаки))) Катенька
Freelancer: Катенька, нет слов! Читал не отрываясь - все просто замечательно!!! Буквально до слез жаль Никиту, но и старый князь мог сказать правду по-другому, более мягко, что ли... А то фраза "Платить за тебя было некому" уж больно отдает элементарным жлобством, имхо...
Нюшка Дантес: Ой, бедный Никитушка... Господи, это ужасно с моей стороны, но про Жака-то я и ЗАБЫЛА!!!!!!Freelancer, лично у вас прошу прощения! Глава 4 ГАВРИЛА ПИШЕТ ПИСЬМО «Дорогой мой барин Никита Григорьевич! Пишу вам это письмо с оказией, которая в сих, богом основательно подзабытых, местах представляется нечасто. Я уже рассказывал вам о первом дне на болотах и новых знакомых. Но, поскольку воды с тех пор утекло немало, мне снова есть что вам поведать. Хоть древние и учили: сапиенти сат, что по-нашему значит: глупый свистнет, а умный смыслит, - но, помня ваш наказ, я опишу подробно всё, что за это время с нами приключилось. Я всё-таки заказал в деревне хороший сундук для бумаг господина Бестужева. Шевалье де Брильи был прав: здешние жители действительно охвачены ужасом. Вообразите только: покуда я покупал в деревенском трактире яйца и бублики, мне трижды успели рассказать легенду о собаке Бестужевых, а потом присовокупили, что по окрестным болотам уже неделю шляется беглый штык-юнкер Котов и забирается по ночам в чужие курятники. По-видимому, разорение он уже учинил немалое, если за корзину яиц здесь заламывают такую безбожную цену. Настоящим бедствием для нас явился злостный обычай здешней хозяйки Устиньи Тихоновны варить на завтрак овсянку столь омерзительную на вкус, что ей не соблазнился бы и беглый штык-юнкер Котов. Но спешу вас обрадовать: третьего дня пришла мне в голову спасительная мысль. Я заявил Устинье Тихоновне, что видел вещий сон (это, подозреваю, единственное, что может побудить её к чему-нибудь), и по этому поводу распорядился готовить нам на завтрак обед, на обед – ужин, а ужинаем мы всё равно у шевалье де Брильи и его невесты. Надобно, кстати, сказать, что Алексей Петрович (господин вице-канцлер просит называть его по имени-отчеству) проявляет немалый интерес к барышне Ягужинской, исключительно, по его же словам, потому, что она кажется ему похожей на родственницу одного из заговорщиков. Я благоразумно не вмешиваюсь, когда он заводит об этом беседу, но получается у Анастасии с ним так же, как и со мной: разговор двух глухих, ибо в ответ на все расспросы она только и делает, что просит его уехать в Петербург. А вот де Брильи, бог весть почему, это приводит в бешенство. Стоит ему увидеть Алексея Петровича с Анастасией вместе, как он тут же зыркает на них своими чёрными глазищами и поминает тысячу чертей. Это же страшно представить, сколько рогатых за день наберётся! Вот хоть вчера: утром я заметил, что Алексей Петрович, отправляясь на болота, забыл надеть шарф, и побежал следом за ним, как вдруг увидел его под ёлкой в обществе нашей барышни. Уж не знаю, о чём они толковали, но Анастасия что-то пыталась ему сунуть в руки. В эту самую минуту где-то вверху раздался хруст, и прямо на них, аки гром с ясного неба, свалился с ёлки де Брильи. Тут уж беседа приняла совсем другой оборот, да такой, что я и думать забыл о шарфе – господа кричали друг на друга и потрясали кулаками, а барышня спряталась за ствол ёлки и даже рта ни разу не открыла. К счастью, до драки не дошло, но господин Бестужев полдня ворчал, что де Брильи сумасшедший, и даже не притронулся за обедом к бараньему боку. Сегодня, однако же, всё разрешилось благополучно: утром Брильи наведался в наш домик с бутылкой вина и извинениями. Оказывается, дело в том, что он увёз Анастасию из дома, где её держали чуть ли не под замком, да ещё приставили снаружи шпиона, так что теперь он вполне резонно за неё беспокоится. Так что мы опять приглашены на ужин, чему я весьма рад: зайца он готовит – пальчики оближешь, а вина подаёт столько, что я подозреваю – он всё-таки нашёл способ извлекать свои французские запасы со дна болота. Такого вина даже у вашего батюшки в Петербурге не водилось. К слову о Петербурге: чем мы отсюда уедем, не дознавшись разгадки, скорее весь Петербург сюда переедет. Так пока что и получается: недавно в соседний охотничий домик въехал толстый и ворчливый господин из столицы, тоже француз, по имени Лесток. Охота его, впрочем, не интересует: он привёз с собой невиданных размеров подзорную трубу, установил её у себя на крыше и высматривает, что делается в округе. Сам он объясняет, что ищет заговорщиков, но бог весть, что у него на уме. Алексей Петрович предпочитает держаться от него подальше, но покамест Лестоку не до него: он без конца наведывается к де Брильи и выспрашивает, зачем ему баня. Я, честно говоря, этого тоже не понимаю, ибо наш француз русскую баньку не жалует и кроет при каждом удобном случае, однако баня у него при доме есть, правда, она всё время на запоре. Зачем она ему, Брильи объяснять отказывается. Я бы, пожалуй, на его месте тоже не стал тратить время на такую ахинею. Тешу себя надеждой, что на нас у Лестока пороху не хватит. Корсак ещё не вернулся из Микешина скита, и это весьма некстати, потому что раскрывать тайну ночных бдений Калистрата Иваныча придётся нам вдвоём. С нашего приезда эти прогулки во дворе со свечкой продолжаются каждую ночь и решительно наводят на подозрения. Однако я спешу закончить письмо, так как оказия моя вот-вот сбежит, бессовестно позабыв и обо мне, и о рубле, который пришлось сей неблагодарной скотине отстегнуть. Остаюсь с почтением, преданный ваш камердинер Гаврила».
Катенька: всем спасибо)) мне самой всегда было до слез жалко Никитушку Freelancer, эту фразу про "платить" я взяла из книги, таким жлобом старого князя сделала Соротокина) но ведь его тоже понять можно, он, как и Никита, весь в психе был
Софья Зотова: Вы тут все прямо писатели))) Я в восторге!! Хоть на журналистику ко мне))) А я вот не могу фанфики писать.. мне всегда кажется, пусть будет, как было.. Хотя... Глядя на ваши творение.. и себе чтоль попробовать..))
Freelancer: Нюшка, с радостью Вас прощаю и в глубине души надеюсь на то, что Жак в фанфике все же появится. Может, его де Брильи от всех прячет в запертой бане и выпускает, чтобы поохотиться на беглого штык-юнкера по ночам?
Евгения Бервальд: Ага, после убийства младшего надо и старшего брата замочить для окончательного счастья, да? ;-) Представляю себе эту картинку... А Гаврила и прочие орут: «Ату его!»
Freelancer: А Гаврила и прочие орут: «Ату его!»В это время сторож Иван собирает у зрителей ставки, а Лесток за отдельную плату сдает в почасовую аренду место на крыше рядом со своей подзорной трубой...
Евгения Бервальд: А потом пришел лесник и всех выгнал приехала Пелагея Дмитриевна и прекратила все эти безобразия.
Нюшка Дантес: Freelancer пишет: Жак в фанфике все же появится. Ох, батюшки, я ещё раз посмотрела и вспомнила - кто же, как не Жак, карету возил и четвертак у Гаврилы заначил?)
Freelancer: Нюшка, позвольте замереть в глубоком пардоне... Снимаю шляпу перед Вашим талантом!
Евгения Бервальд: Ну вот. Я же помню, он уже появлялся. Но я надеюсь, этим его роль не ограничится? А то как-то его уж очень мало. Непорядок.
Нюшка Дантес: Глава 5 НОЧНЫЕ БДЕНИЯ КАЛИСТРАТА ИВАНЫЧА «Дорогой мой барин Никита Григорьевич! В прошлый раз я не успел закончить моё письмо, упомянув лишь о подозрениях относительно Калистрата Иваныча и его ночных вылазок со свечкой. План наш, который мы с Алексеем Петровичем придумали за ужином, в сущности, прост: подкараулить Калистрата Иваныча ночью и разузнать, что же он надеется высмотреть в такой неурочный час. И, скажу вам, не хвастаясь, план не подвёл: за одну ночь всё и выяснилось. Как говорили древние – алеа якта эст, что по-нашему получается – дело в шляпе. Но давайте по порядку. Я сказал «за одну ночь», хотя следовало бы сказать – за две, потому что в первую ночь мы следили за смотрителем из нашей комнаты наверху и, к стыду моему, самым неподобающим образом заснули. Тут, конечно, виной был и обильный французский ужин с уткой в яблоках под нормандским соусом, которым нас употчевал радушный Брильи. Поэтому на второй вечер мы, наученные горьким опытом, в гостях съели куда меньше, чем просила душа (не знаю, как там с душой у Алексея Петровича, а моя просить никогда не устаёт). Боюсь, только, что этого делать как раз и не следовало, если учесть, сколько подливал нам Брильи французского вина. Но от вина грех отказываться, ибо древние учили: ин вино веритас, что и без перевода понятно. Одним словом, ближе к ночи мы незаметно для хозяев вышли во двор, закрылись в нетопленой бане и сидели там, грызя орехи и рассказывая истории, чтоб не заснуть. И вот на середине весьма содержательной повести о том, как я пытался раздобыть на Ягодном рынке диковинное снадобье под названием «арак», вместо которого мне пытались по очереди всучить зверобой, хомут и портрет князя Меншикова – так вот, едва я дошёл до князя, как входная дверь домика заскрипела и на крыльце показался Калистрат Иваныч. Как и в прошлый раз, в левой руке он держал свечу, а в правой – дубинку. Последняя, когда я сквозь щёлку рассмотрел её вблизи, показалась мне довольно-таки увесистой. Калистрат Иваныч расхаживал взад-вперёд вдоль забора, время от времени подходя к нему и вглядываясь в темноту. Что он там видел, бог весть, но чем-то это его не устраивало. Через полчаса или около того смотритель взобрался на забор и описал свечой в воздухе большой круг. Признаюсь, Никита Григорьевич, мне в эту минуту стало не по себе. Я только и успел порадоваться, что мы перепрятали бумаги в надёжный сундук, как Бестужев схватил меня за руку. - Гаврила, вы что, не видите? – прошипел он мне в ухо. – Это ж сигнал! Мы окончательно позабыли о сне и встали наизготовку у двери. Как только Калистрат Иваныч поравнялся с баней, мы тут же выскочили наружу и схватили его. - Что это значит? – сурово прикрикнул Алексей Петрович. Калистрат Иваныч состроил недоумённую физиономию. - Помилуйте, барин! – запричитал он и так замахал руками, что я поспешил отобрать у него свечу – от греха подальше. – Уж и свечой за околицу посветить нельзя! - Я тебе посвечу! – накинулся на него Бестужев. – А дубина зачем – мышей ловить?! Калистрат Иваныч только молча хлопал глазами. - Придётся его, Гаврила, в Тайную канцелярию, - сказал Алексей Петрович. – Там его быстренько говорить научат, если позабыл. Будет знать, как против меня пакости строить! - Что вы, батюшка барин! Не против вас! Я обернулся. С крыльца, кутаясь в тулупчик, скатилась Устинья Тихоновна. - Говорила же я тебе, - затараторила она, подбегая к мужу, - упокойника во сне видеть – не будет удачи! Ночи, что ль, потерпеть не мог? Батюшка барин, - залопотала она, обернувшись почему-то ко мне, - вы уж нас простите, мы ж не корысти ради, а только животишек наших скудных! Спасу ведь нет от окаянного – то в курятник заберётся, то корову выдоит, а третьего дня у Калистрата Иваныча валенки пропали, новые совсем, ненадёванные! Вот мы его, ворюгу, свечкой и приманиваем. Думали – полезет через плетень, а мы его, голубчика, враз признаем, скрутим – да к уряднику! И ведь слышно же, что бродит, ирод, а изловить, хоть убей, не можем! Для этого во сне присниться должно, как гадюку давишь, а я такой сон последний раз перед свадьбой видела… - она выдохлась и виновато развела руками. - Постойте! – снова прикрикнул Бестужев и даже ногами затопал. – Какой такой ирод? Какие валенки? Зачем на болоте коров доить? - Не извольте, батюшка барин, её слушать! – вмешался, наконец, Калистрат Иваныч. – Тут у нас в округе беглый штык-юнкер Котов уж вторую неделю бесчинствует. Изловить мы его хотим. Свечкой подманиваем. - «Свечкой»! – передразнил Бестужев. – Так он на свечку и полетит из своего болота. Гаврила! Подайте-ка мне ружьё. Эх, всему вас учить надо! Думаю, Никита Григорьевич, теперь вы понимаете, почему нам не следовало за ужином пренебрегать уткой вместо вина, даром что в нём веритас. Спустя пять минут мы уже шлёпали по раскисшей тропинке между ёлок. Алексей Петрович нёс ружьё, а я всё ещё держал в руке злополучную свечку. Толку от неё, правда, было немного, но всё ж таки лучше, чем ничего – ночь стояла беззвёздная и туманная. Однако пухлую чёрную тень, метнувшуюся с тропы в заросли ёлок, мы и без свечки разглядели. Беглый штык-юнкер, обутый в краденые валенки, держал под мышкой краденый же каравай. - Стой… куда?! – не своим голосом взревел Бестужев, кидаясь в погоню, как распоследний зелёный гардемарин. Я побежал за ним, тут же вспомнив рассказы Брильи о непролазности здешних болот. Ежели что случится, Котову туда и дорога, а вот с Алексеем Петровичем – не дай бог. Но не успели мы пробежать и двадцати шагов, как застыли на месте, как вкопанные. Откуда-то из темноты послышался уже знакомый мне замогильный вой. - Это… это что такое? – побледневший Бестужев уставился на меня круглыми, как морда штык-юнкера Котова, глазами. - Брильи говорит, - нарочито небрежно ответил я, - так воет какой-то Бергер, когда приложится лбом об косяк. - Но это же не Бергер! – возразил Бестужев. – За кого вы меня принимаете? По-вашему, я собачий вой не признаю? - Здешние говорят, так воет собака Бестужевых, - пробормотал я. – Вот что, Алексей Петрович, пойдёмте-ка домой… И в эту минуту, Никита Григорьевич, и случилось самое неожиданное. Из-за облаков показалась луна, и при её свете я увидел впереди на холме старую сосну, а на сосне – человека. - Смотрите! – закричал я. Но было уже поздно: луна скрылась, а вместе с ней и незваный гость. - Это ещё кто? – спросил меня Алексей Петрович. - На Котова не похож, - ответил я. – Верно, это де Брильи свои ёлки изучает. И, не выслушивая больше никаких догадок, я повёл трезвеющего Алексея Петровича домой. По дороге я всё гадал, что же тут может быть не так, но сообразил только теперь: ведь наш шевалье изучает только ёлки, а таинственный незнакомец сидел верхом на сосне! Что же вы об этом думаете, Никита Григорьевич? Что до меня, то я думаю только об одном: пора уж вам умаслить как-нибудь строгое школьное начальство и выбираться сюда поскорей. Чует моё сердце, что один, да ещё без Корсака, я нипочём не справлюсь. Остаюсь, преданный вам Гаврила».
Freelancer: Нюшка, дочитал до конца Ваш фанфик - просто нет слов - шикарно, чудесно,замечательно! Искренне преклоняюсь перед Вашим талантом!
Корсак: Евгения Бервальд пишет: А то как-то его уж очень мало. Непорядок. Жака мало, а Белова вообще нету) только упоминается немножко и всё) и Корсак в монастырь усвистал, Никита с Гаврилой одни за всех отдуваются)))
Евгения Бервальд: Ну подождите, Белову вроде тоже должно найтись место. История-то еще не кончилась. Кстати, а дальше? ;)
Нюшка Дантес: Глава 6 ИЗВЕСТИЯ ИЗ МИКЕШИНА СКИТА Следующее утро началось с прискорбного открытия. Говорят, древний грек Архимед в подобном случае воскликнул «Эврика!», что по-нашему значит: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!», но вот что сказал Бестужев – я это ни на какую латынь перевести не возьмусь. А дело в том, что из дома средь бела дня – хотя вру, средь тёмной ночи – свистнули енотовую шубу вице-канцлера. Похоже, пока мы глазели на таинственного господина на сосне, шельмец Котов, видно, пробрался в дом, да и приделал шубе ноги в украденных давеча валенках. Понятное дело, Алексей Петрович был по сему поводу весьма не в духе и, управившись с обедом, приготовленным на завтрак, тут же поспешил к своему сундуку – проверить, не наложил ли Котов своих вороватых лап заодно и на бумаги. Не прошло и пяти минут, как из его комнаты донеслось: - Гаврила! Вбежав в горницу, я застал господина вице-канцлера сидящим на сундуке с какой-то бумажкой в руках. - Откуда это могло взяться? – недоумевал Бестужев. – Никогда в моём архиве такой бумаги не было. Слишком коротко для дипломатической переписки… Постойте, да она вообще не мне адресована! – Он развернул письмо и прочитал: - «Любезнейшая Анна Гавриловна, если вы желаете мне помочь в беде, умоляю вас, как женщину и мать: съешьте… зачёркнуто… сожгите это письмо и будьте у калитки в десять часов вечера. С.З.». - Кто ж это такая? – спросил я. - Заговорщица, кто ж ещё, - мрачно ответил Бестужев. – Собака-заговорщица. Я только руками развёл. По буквам, конечно, подходило, но чтобы собака не только следы оставляла собачьими лапами, но ещё и письма ими писала – этого я даже в легенде не помню. Вечером, однако же, всё выяснилось. Аккурат после ужина у де Брильи наконец-то вернулся из Микешина скита Корсак. За ужином (по такому случаю не грех было поужинать и во второй раз) он поведал нам неприятную новость. В Микешином скиту ничего важного не произошло, да к тому же кто-то растрепал его парик и костюм Аннушки. Я, как водится, погрешил на окаянного Котова, которому от такой жизни сам бог велел одичать, а после ужина невзначай и спросил, не встречал ли он поблизости никого, кто бы подписывался буквами «С.З.». - Так это Софья! – Корсак едва самовар не опрокинул. – У неё же фамилия Зотова! Кому она писала?! Корсак даром что тихий, а когда речь заходила о Софье, мог, неровён час, и дом снести. Мы показали ему бумажку, и не без труда я уговорил его устроить мне встречу с ней. В Микешин скит меня бы, конечно, не пустили, но Корсак всё предусмотрел: на берегу в камышах у него была привязана лодка. - Да, Гаврила, - попросил он, садясь в неё, - у тебя не будет кусочка мела? Страх до чего хочется написать: «Монашки – жмотины». Я вспомнил, что мне Алёшка о них рассказывал, порылся по карманам и щедро выделил ему большой кусок. Вернулся Корсак через полчаса и, слава богу, не один, а с Софьей. У барышни была толстая коса и такие жгучие глазищи, что куда там настойке из жгучего перца. Вот только разговаривать со мной она не очень захотела. - Так писали вы Анне Гавриловне Бестужевой или нет? – начал я. - Первый раз про такую слышу! – упёрлась Софья. – Я, может, песню Алёшеньке слагала. - А вот на это что скажете? – я выложил перед ней бумажку. Ох, не стоило этого делать! - Гаврила!!! – Корсак сграбастал меня за плечо. – Я сейчас из тебя самого арак сделаю! А Никите скажу, что тебя собака съела! - Алёшенька, оставь его, ради бога! – взмолилась Софья. – Ну писала, писала я это разнесчастное письмо! Один добрый человек посоветовал: приедет, мол, Анна Гавриловна с тобой в Микешин скит и увезёт нас далеко-далеко… - Да разве от этого письма толк будет? – подивился я. – Бестужева-то в Москве, а Москва – эвона где. - Так он и обещал письмо отвезти! – всхлипнула Софья. - А что это был за добрый человек? – не сговариваясь, спросили мы с Корсаком. - Да один… - Софья захлопала ресницами. – Имя запамятовала… Я ж его один раз только и видела! Больше я ничего от неё не добился. Вернее, Корсак не дал. Он повёз Софью обратно, пообещав меня догнать, а я зашагал домой. По дороге я всё пытался сложить вместе то, что узнал, и, честно говоря, всё больше запутывался. А тут ещё невесть откуда всплыл Софьин «добрый человек». «Постой-ка! – вспомнил я. – А не этого ли «доброжелателя» мы с Бестужевым ночью на сосне видели? В самом деле, на наших соседей он не похож: для Лестока слишком худ, для Калистрата Ивановича – слишком высок. С Брильи его, конечно, можно спутать, но шевалье-то по соснам не лазает. Час от часу не легче, словом. Как там древние говорили – нулла каламитас сола, что по-нашему получается – чем дальше в лес, тем больше дров». На этом месте размышления мои прервались, поскольку я ощутил затылком чей-то пристальный взгляд. Оглянувшись по сторонам, я увидел, что успел уже дойти до самого Лестокова дома, а означенный господин сидит на крыше и изучает меня в подзорную трубу. - Эй, господин Гаврила! – окликнул он. – Вы, я слышал, тоже заговорщиков ищете? - Вроде того, - ответил я уклончиво, не зная, верит ли Лесток в собаку. - Так поднимайтесь ко мне! – обрадовался Лесток. – Я вам открою один секрет. Сказать по правде, особого желания лазать по крышам у меня не было, но уж назвался груздем – полезай в кузов, да и лучше самому рассматривать соседей в подзорную трубу, чем чувствовать, как тебя рассматривают. - Я догадался, кто тут главный заговорщик! – провозгласил Лесток, облокотившись на свою трубу и сияя, как начищенный самовар. – Это беглый штык-юнкер Котов! - Какой из него заговорщик? – небрежно пожал я плечами, дабы (зная уже по опыту) разговорить вредного толстяка. – Он только по курятникам чужим лазает и валенки таскает. - Вот именно! – торжествовал Лесток. – Это прикрытие! Я сам видел у края болота шалаш, а рядом – какого-то юнца. Он всё время таскает эти… как это у вас по-русски называется… жбаны с молоком. Себе? Зачем? В него столько не войдёт. Конечно, это припасы и самое главное – сведения для Котова! Тут меня и осенило – неужели настырный старый пень видел моего «доброжелателя» с сосны? Я чуть было не подскочил от радости, при всей моей учёности, но вовремя смекнул, что тогда от Лестока больше ничего не добьёшься. - Да мало ли? – бросил я. – Может, какой-то пастух хранит в шалаше молоко? - В шалаше? – Лесток так и зашипел, как сковородка, на которую брызнули водой. – Кто будет хранить молоко там, откуда его любой дурак украдёт? А! Смотрите! – он схватился за подзорную трубу. – Вот он, выходит из своего шалаша! Это он только сказал – «смотрите», а сам даже не потеснился. У них, у иностранцев, своя логика. Он мне, кстати, даже чаю не предложил. Так что уходил я без всякого сожаления, тем более что надо было поспешить и к приходу нашего незваного гостя быть уже у него в шалаше. Дорога оказалась неблизкой, да и годы мои не те, чтоб по болотам прыгать, так что добрался я до шалаша, когда уже начало смеркаться. Внутри и в самом деле обнаружились следы чьего-то, так сказать, пребывания: свёрнутый плащ, стопка книг и множество пустых крынок из-под молока. На книге лежал листок бумаги, на котором я прочитал: «Гаврила с Корсаком поехали в Микешин скит». Записка так и выпала у меня из рук. Вот тебе, бабушка, и эврика! Стало быть, за мной тоже следят? Ну хорошо же! Я вышел наружу, подобрал увесистый берёзовый сук и затаился в шалаше. Долго ждать мне не пришлось: снаружи вскоре послышались шаги. Я вскочил на ноги, перехватил моё оружие поудобнее и вдруг услышал знакомый голос: - Ради бога, Гаврила, брось этот несчастный дрын, а то всё разворотишь. И выходи наружу, что в духоте-то сидеть?
полная версия страницы