Форум » Мы и наши увлечения » Поэзия - 2 (продолжение) » Ответить
Поэзия - 2 (продолжение)
Анастасия: Давайте тут размещать красивые стихотворения,запавшие нам в душу,найденные в книжках,интернете,а может написанные самими Архив темы: часть 1
Хольгер Виксон: ИогАнна пишет: А чуть подправить её бы даже и не мешало. Вышло совсем не хуже! Дело не в подправлении, не могу терпеть, сам не знаю почему, в пьесах разорваных строк, когда первая часть строки - слова одного героя, а вторая - другого. И всё это разделено именами героев. Вот образчик именно такой обработки. Замахнулся на Вильяма нашего, так сказать, Шекспира. - Куда идёшь ты призрак, говори Я дальше не пойду… - Тогда послушай. Осталось мало время до зари, Так мало времени чтоб слушать души. - О, бедный дух! - Ты не жалей меня, А выслушай, что я готов тебе поведать Меня ты не спасёшь от адова огня, Но сладкой мести сможешь ты отведать. - Но за кого мне мстить? - Вот я перед тобой, Я отвой отец, обязан в ночь являться На этом месте. С утренней зарёй Я в пламень ада должен опускаться, Пока не выжжет смоляной огонь Моих грехов, что я свершил при жизни И не проси меня поведать сыне мой Про долю всех помянутых на тризне. Ведь даже лёгкое упоминание про ад Лишит тебя и радости и блага Мои слова всю кровь заледенят… Поэтому я промолчу для блага. Слова про ад, что я б мог рассказать, Не исцелят мою больную душу, Про ад я должен буду промолчать, Про остальное, Гамлет, слушай, слушай, слушай… - О боже! – Гамлет, ты меня любил, Но я убит, и к справедливости взываю. - Убит?! Отец, но кто тебя убил? Его к ответу я немедля призываю! Поведай мне немедленно, отец, Кто мог свершить преступное деянье? Я положу немедленно конец Свершившим в Дании такое злодеянье. - Я вижу, ты готов. Послушай, сын, меня. Пустили слух, что я в саду устало Прилёг под древо. Что в тот час змея, Что средь травы неслышной проползала, Меня ужалила. И вся моя страна Поверив сказке, в чём моя кончина Меня оплакивает. И не может знать она, В чём заключается правдивая причина. Была змея, о, подлый, гнусный зверь, Что так приблизил мой конец ужасный. И нет той твари изворотливей, хитрей, На ней венец всей Дании несчастной. - Мой дядя! - Да! О, этот гнусный зверь, Он властью колдовства, коварства даром Хотел владеть всем королевством, и теперь Всё завершил одним прямим ударом. Он знал, как обольстить, как ласками завлечь, Мою жену на ложе срама и разврата. Как силы неземные к этому привлечь Которые забыли уж когда-то. Какое здесь паденье было, сын! Моей, притворно чистой, королевы! Про это будешь знать лишь ты один, Лишь ты один про это будешь ведать. Подкрался дядя твой, я спал в саду, С проклятым соком белены в стакане, И влил раствор мне в ухо. Как в аду Я был от боли. Как в густом тумане Мой разум был. Мои же телеса Покрыли струпья, как при Лазаря проказе. Не могут люди или даже небеса Противится тому не в коем разе. Так братская рука во время сна Украла жизнь мою, венец и королеву. У негодяя ведь не дрогнула она… Но может быть, угодно было небу, Чтоб я предстал пред ним во всех грехах, Без покаянья, мира и причастья Чтоб начинанья все мои развеять в прах, Чтоб испытал я адовы несчастья. Но если ты – мой сын, то не позволь! Не дай моей короне задержаться На голове того, кто лишь позор Ей даст. Не смей лишь покушаться На мать свою. Позволь ты небесам Ей отомстить за грех кровосмешенья. Не запятнай души решившись сам Воздать ей за её все прегрешенья. Но мне пора уже, сын мой, уже пора. Уж звёзды гаснут в тёмной вышине, Светляк уж гаснет, улетая со двора. Прощай, прощай и помни обо мне!
Хольгер Виксон: ИогАнна пишет: Простите, ради Бога, и в шпажном бое, безусловно, я Вам не соперник. Кто знает? Мне приходилось девушкам проигрывать.
Хольгер Виксон: Очень часто тут вспоминают "Юнона и Авось". И стихи, и песни, и актёров и это правильно - спектакль того заслуживает, сам от него в восторге. Но эти стихи тоже многого заслуживают. Консепсьон Аргуэльо I Средь холмов от моря близко крепость странная на вид, Здесь обитель францисканцев память о былом хранит. Их патрон отцом вдруг крестным городу чужому стал, Ангел ликом здесь чудесным с ветвью золотой сиял. Древние гербы, трофеи безвозвратно сметены, Флаг чужой парит здесь, рея над камнями старины. Бреши и рубцы осады, на стенах их много тут, Только на мгновенье взгляды любопытных привлекут. Нить чудесно-золотую лишь любовь вплести могла В ткань суровую, простую,— та любовь не умерла. Лишь любовь та неизменно оживляет и сейчас Эти сумрачные стены,— слушайте о ней рассказ. II Здесь когда-то граф Резанов, русского царя посол, Возле амбразур у пушек важную беседу вел. О политике с властями завязал он разговор, Обсуждая вместе с ними о Союзе договор. Там с испанским комендантом дочь красавица была, Граф с ней говорил приватно про сердечные дела. Обсудили все условья, пункт за пунктом, все подряд, И закончилось Любовью то, что начал Дипломат. Мирный договор удачный граф с властями завершил, Как и свой любовный брачный, и на север поспешил. Обрученные простились на рассвете у скалы, В путь чрез океан пустились смело Русские Орлы. III Возле амбразур у пушек ожидали, вдаль смотря, Что жених-посол вернется к ним с ответом от царя. День за днем дул с моря ветер в амбразуры, в щели скал, День за днем пустынно-светел Тихий океан сверкал. Шли недели, и белела дюн песчаных полоса, Шли недели, и темнела даль, одетая в леса. IV Тщетно праздничной отрадой яркие плащи цвели, Исчезая с кавалькадой в пыльном облачке вдали. Барабан, шаг часового слышен с крепостной стены, Комендант и дочка снова одиноко жить должны. Нерушим круг ежедневный мелких дел, трудов, забот, Праздник с музыкой напевной только раз в году цветет. V Сорок лет осаду форта ветер океанский вел. С тех пор, как на север гордо русский отлетел орел. Сорок лет твердыню форта время рушило сильней, Крест Георгия у порта поднял гордо Монтерей. Цитадель вся расцветилась, разукрашен пышно зал, Путешественник известный сэр Джордж Симпсон там блистал. Много собралось народу на торжественный банкет, Принимал все поздравленья гость, английский баронет. Отзвучали речи, тосты, и застольный шум притих. Кто-то вслух неосторожно вспомнил, как пропал жених. Тут воскликнул сэр Джордж Симпсон: «Нет, жених не виноват! Он погиб, погиб бедняга сорок лет тому назад » . VI Умер по пути в Россию, в скачке граф упал с конем. А невеста, верно, замуж вышла, позабыв о нем. А жива ль она?» Ответа нет, толпа вся замерла. Конча, в черное одета, поднялась из-за стола. Лишь под белым капюшоном на него глядел в упор Черным углем пережженным скорбный и безумный взор. «А жива ль она?» — В молчанье четко раздались слова Кончи в черном одеянье: «Нет, сеньор, она мертва!» Френсис Бред Гарт
Elenka: Рождественский цикл И.Бродского. Вспомнилось к празднику. V. S. В Рождество все немного волхвы. В продовольственных слякоть и давка. Из-за банки кофейной халвы производит осаду прилавка грудой свертков навьюченный люд: каждый сам себе царь и верблюд. Сетки, сумки, авоськи, кульки, шапки, галстуки, сбитые набок. Запах водки, хвои и трески, мандаринов, корицы и яблок. Хаос лиц, и не видно тропы в Вифлеем из-за снежной крупы. И разносчики скромных даров в транспорт прыгают, ломятся в двери, исчезают в провалах дворов, даже зная, что пусто в пещере: ни животных, ни яслей, ни Той, над Которою — нимб золотой. Пустота. Но при мысли о ней видишь вдруг как бы свет ниоткуда. Знал бы Ирод, что чем он сильней, тем верней, неизбежнее чудо. Постоянство такого родства — основной механизм Рождества. То и празднуют нынче везде, что Его приближенье, сдвигая все столы. Не потребность в звезде пусть еще, но уж воля благая в человеках видна издали, и костры пастухи разожгли. Валит снег; не дымят, но трубят трубы кровель. Все лица, как пятна. Ирод пьет. Бабы прячут ребят. Кто грядет — никому непонятно: мы не знаем примет, и сердца могут вдруг не признать пришлеца. Но, когда на дверном сквозняке из тумана ночного густого возникает фигура в платке, и Младенца, и Духа Святого ощущаешь в себе без стыда; смотришь в небо и видишь — звезда. *** Что нужно для чуда? Кожух овчара, щепотка сегодня, крупица вчера, и к пригоршне завтра добавь на глазок огрызок пространства и неба кусок. И чудо свершится. Зане чудеса, к земле тяготея, хранят адреса, настолько добраться стремясь до конца, что даже в пустыне находят жильца. А если ты дом покидаешь - включи звезду на прощанье в четыре свечи, чтоб мир без вещей освещала она, вослед тебе глядя, во все времена.
ИогАнна: Андрей Белянин Зима... Опять зима: деревья, как игрушки, И самый чистый снег ложится в грязь дорог. А у виска свистит шальным ядром из пушки Случайно кем-то брошенный снежок. Вон, девушка прошла и улыбнулась будто, Но я прибавил шаг: торопят сотни дел. А вдруг это судьба вот этим самым утром Мне улыбнулась вслед, а я не разглядел? К героям прошлых лет не стоит и тянуться. На душах ставим крест и надпись "гололёд"... Я сам не соглашусь вот, прям сейчас, рехнуться, Копьё наперевес, меч в зубы и вперёд! Как много в мире зла, как мало Ланцелотов... Как много пышных фраз, как мало просто слов. И острый дефицит бродячих сумасбродов, И не хватает струн, и песен, и стихов. А может, всё не так? Ведь сердце бьется вроде. А может быть, сейчас, не глядя, в сей момент - Ту девушку догнать, спросить хоть о погоде И отпустить один старинный комплимент? Я с места взял в карьер, причем, довольно лихо. Надежды никакой, но все-таки успел! Взглянула, не дыша, потом назвала психом И улыбнулась так, что я чуть не запел. ...Зима, опять зима. А печь трещит о лете. Безверье и тоска уносятся в трубу. И коль в твоей душе хоть искорка, да светит, Надвинь на брови шлем и - встреть свою судьбу.
Эсмеральда: ИогАнна здорово, Ань, спасибо!)
Эсмеральда: Марина Цветаева Уж сколько их упало в эту бездну, Разверзтую вдали! Настанет день, когда и я исчезну С поверхности земли. Застынет всё, что пело и боролось, Сияло и рвалось: И зелень глаз моих, и нежный голос, И золото волос. И будет жизнь с ее насущным хлебом, С забывчивостью дня. И будет всё — как будто бы под небом И не было меня! Изменчивой, как дети, в каждой мине, И так недолго злой, Любившей час, когда дрова в камине Становятся золой, Виолончель и кавалькады в чаще, И колокол в селе… — Меня, такой живой и настоящей На ласковой земле! К вам всем — что мне, ни в чем не знавшей меры, Чужие и свои?! — Я обращаюсь с требованьем веры И с просьбой о любви. И день и ночь, и письменно и устно: За правду да и нет, За то, что мне так часто — слишком грустно И только двадцать лет, За то, что мне прямая неизбежность — Прощение обид, За всю мою безудержную нежность И слишком гордый вид, За быстроту стремительных событий, За правду, за игру… — Послушайте! — Еще меня любите За то, что я умру.
ИогАнна: Сегодня, в день рождения Владимира Высоцкого, звучат его стихи. Замок временем срыт и укутан, укрыт В нежный плед из зеленых побегов, Но... развяжет язык молчаливый гранит - И холодное прошлое заговорит О походах, боях и победах. Время подвиги эти не стерло: Оторвать от него верхний пласт Или взять его крепче за горло - И оно свои тайны отдаст. Упадут сто замков и спадут сто оков, И сойдут сто потов целой груды веков, - И польются легенды из сотен стихов Про турниры, осады, про вольных стрелков. Ты к знакомым мелодиям ухо готовь И гляди понимающим оком, - Потому что любовь - это вечно любовь, Даже в будущем вашем далеком. Звонко лопалась сталь под напором меча, Тетива от натуги дымилась, Смерть на копьях сидела, утробно урча, В грязь валились враги, о пощаде крича, Победившим сдаваясь на милость. Но не все, оставаясь живыми, В доброте сохраняли сердца, Защитив свое доброе имя От заведомой лжи подлеца. Хорошо, если конь закусил удила И рука на копье поудобней легла, Хорошо, если знаешь - откуда стрела, Хуже - если по-подлому, из-за угла. Как у вас там с мерзавцем? Бьют? Поделом! Ведьмы вас не пугают шабашем? Но... не правда ли, зло называется злом Даже там - в добром будущем вашем? И вовеки веков, и во все времена Трус, предатель - всегда презираем, Враг есть враг, и война все равно есть война, И темница тесна, и свобода одна - И всегда на нее уповаем. Время эти понятья не стерло, Нужно только поднять верхний пласт - И дымящейся кровью из горла Чувства вечные хлынут на нас. Ныне, присно, во веки веков, старина, - И цена есть цена, и вина есть вина, И всегда хорошо, если честь спасена, Если другом надежно прикрыта спина. Чистоту, простоту мы у древних берем, Саги, сказки - из прошлого тащим, - Потому, что добро остается добром - В прошлом, будущем и настоящем! 1975
Эсмеральда: Я не люблю фатального исхода. От жизни никогда не устаю. Я не люблю любое время года, Когда веселых песен не пою. Я не люблю открытого цинизма, В восторженность не верю, и еще, Когда чужой мои читает письма, Заглядывая мне через плечо. Я не люблю, когда наполовину Или когда прервали разговор. Я не люблю, когда стреляют в спину, Я также против выстрелов в упор. Я ненавижу сплетни в виде версий, Червей сомненья, почестей иглу, Или, когда все время против шерсти, Или, когда железом по стеклу. Я не люблю уверенности сытой, Уж лучше пусть откажут тормоза! Досадно мне, что слово "честь" забыто, И что в чести наветы за глаза. Когда я вижу сломанные крылья, Нет жалости во мне и неспроста - Я не люблю насилье и бессилье, Вот только жаль распятого Христа. Я не люблю себя, когда я трушу, Обидно мне, когда невинных бьют, Я не люблю, когда мне лезут в душу, Тем более, когда в нее плюют. Я не люблю манежи и арены, На них мильон меняют по рублю, Пусть впереди большие перемены, Я это никогда не полюблю. В. Высоцкий
Писарь: Во Франции наш режиссер-эмигрант снял новый документальный фильм о Владимире Семеновиче. Успел найти тех немногих оставшихся, кто знал его многие годы лично. Успел вовремя: один из них после съемок умер. Золотухин в больнице в тяжелом состоянии... Обещали показать по ТВ, правда, не сказали, когда и по какому. Ждем!
Хольгер Виксон: Не так давно меня порадовало одно стихотворение некого Ильи Лопатина, от которого я очень долго смеялся, и которое я чуть переработал, сделав более читабельным, и подсократил. В общем, это совмесное творение и представляю. Все ошибки допущенны намеренно, заглавные буквы в некоторых словах показывают неправельные ударения, что тоже сделано специально. В ту ночь Дюма в ударе был и очень много пил. Кабак он пением своим изрядно веселил. Взметнулась солнце в небеса всех светом озоря, И народилась у Дюма похмельная песнЯ. «Был Лузиан или Бастиан, ну, словом, д’Артаньян, И было, в общем, у него душ 26 крестьян. С такою малостью не жить – существовать позор. И вот решил над дворянин уйти в ночной дозор. Он показал крестьянам всем один здоровый шиш И, сев на жёлтого коня, вмиг поскакал в Париж». Дюма бы долго ещё пел – он был изрядно зол, Но, погрузив лицо в салат, велел нести рассол. Придя в себя к исходу дня, Дюма опять за стол: Опять вино, опять песнЯ, а по утру рассол. «Наш Лузиан, то есть д'Артаньян, до Менга доскакал, И лик прекрасный мЕльком он в окошке увидал. Была та дама не одна – был с нею граф Рошфор – И острый шпаг его сверкал в такт звона медных шпор. Стал д'Артаньян качать права, но от ударов пал, А граф Рошфор, стащив письмо, к Парижу поскакал». Дюма не пил, он лишь курил – болела голова. Опять всё ночь гуляла с ним окрестная братва. В углу стоял початый ром – Дюма не смог стерпеть – Налил, глотнул - О! Вот музА! – и начал дальше петь. «И вот в Париже д'Артаньян. Пробившись сквозь толпу, он де Тревилю в ноги пал, чтоб тот помог ему. Мол, так и так, служить готов во славу короля! Без этого хоть в Сену мне, хоть с башни ЭйфелЯ. Стал мушкетёром д'Артаньян, закон их очень прост: Держи клинок, руби, коли, и охраняй свой пост. И появились у него три верных mon ami: Мудрец – Атос, силач – Портос, священник – Арамис. Короче, у героя жизнь слегка пошла на лад». Дюма сидел, хлебал рассол, грыз твёрдый шоколад. «Ещё Констанция была, её герой любил…» Тут призадумался Дюма и взял – её убил. А что не так? Дюма автОр: придумал, сочинил. Да мало ли сколькИх людей в романе он сгубил? «И д’Артаньян решим отмстить. (Но не Дюме, нет, нет!) Нашел Миледи и её отправил на тот свет. Потом он, совестью грызим, пошел под ла-Рошель. Там быстро лейтенантом стал, но растерял друзей: Один постригся в монастырь, другого ждал венец…» Дюма отёр могучий пот – всё, песенке конец! Но нет, не может наш Дюма так просто захотеть И на пол слове, прям сейчас, закончить песню петь. И снова кофе, ром, табак, чтобы призвать музУ. Продолжил наш Дюма нести полнейшую бузу. «Прошло почти уж двадцать лет, во Франции фрондА. Её вождём стал… как его… А!.. Никита Джигурда. Но всех опять спасает наш красавец д'Артаньян. Его повысил кардинал – теперь он капитан. Вот тут и вспомнил д'Артаньян - был где-то граф Рошфор, Давно он как-то не слыхал стук очень медных шпор. Через неделю капитан толпу во всю рубил… Глазам не верит д'Артаньян – Рошфора он убил». Дюма, наверно, был бы рад ещё с неделю пить, Но затянулась песнь, пора итоги подводить. Глотнул он ром, втянул табак. Прощальный, мол, привет! И затянул на свой манер прощальный всем куплет. «Так прожил жизнь наш д'Артаньян, другого не желал: Стакан вина, хороший друг, и шпага да кинжал. Он очень был у нас хитёр и очень был умён – Как лохов многих он развёл…. Не назовём имён. Любил он женщин, жизнь, Париж… Романтиком он был, Но среди всех перипетий себя он не забыл. Хотелось маршалом ему стать, прям, в рассвете лет, Но вот прошёл и год, и пять, а званья нет, как нет. Атос в своём поместье жил, весьма доволен он. И у него родился сын – виконт де Бражелон. Стал шишкой в церкви Арамис, не зря он был хитёр. Бароном толстым стал Портос, но шпаг его остёр». Давно прошли все эти дни, уже давно весьма, Но ещё помнят кабаки чудачества Дюма. Вот и сейчас все гиды, блин, как по святым местам, Проводят толпами турьё по этим кабакам. Почитатели творчества Александра Дюма-отца могут кидаться тапками. А ещё я очень хотел бы прочесть отзывы о этой "поэме".
ИогАнна: Хольгер Виксон , здОрово! Мне понравилось:-) В стиле "На юг вороны полетели..." И наши форумчане тоже пересказывали наше любимое произведение в Поэтическом марафоне : http://gardemariny.borda.ru/?1-7-0-00000018-000-60-0 Особенно вторая часть: http://gardemariny.borda.ru/?1-7-0-00000021-000-0-0-1353004208 Дюма и рассол - это круто! Qu'est-ce que c'est рассол? (С) Впрочем, Дюма был в России. В ролевке "Гардемарины. Тайна императрицы" о приключениях гардов в Париже Белову в одной из сцен очень бы пригодился рассол. Но, что-то мы не нашли тогда в Париже рассола. И до сих пор, наверное, не сыскать:-) И ещё есть некоторые вопросы по тексту. Был Лузиан или Бастиан, ну, словом, д’Артаньян А почему не Шарль? Был Шарль де Бац де Кастельмор, ну, словом д`Артаньян. Так не пойдёт? Потом он, совестью грызим, пошел под ла-Рошель. Там быстро капитаном стал, но растерял друзей: Текст романа я не помню, но, кажется, после подвигов под ла-Рошелью д`Артаньян получил чин лейтенанта. Там быстро лейтенантом стал... О шпоры глаз зацепился. В 17-м веке и по тексту романа у Рошфора были медные шпоры? Если нет, то можно переделать. Рыцари носили золотые или золоченые шпоры, их оруженосцы — серебряные В средние века служба в кавалерии стала прерогативой знати, а золотые (на самом деле, конечно, позолоченные) шпоры — отличительным знаком воина, посвящённого в рыцари. И острый шпаг его сверкал в такт звона медных шпор. И клинок его сверкал как золото со шпор. В первом варианте 14 слогов, во втором - 13. Немного не хватает, но ритм не сильно нарушается. Давно он как-то не слыхал стук очень медных шпор. Давно он как-то не слыхал звон золоченых шпор. Да, и что-то с "башней ЭйфелЯ" можно сделать, чтоб ваще в эпоху было. Какие-то по тексту романа были в Париже верхотуры? Мне не принципиально, но дюманцы, думаю, бы оценили.
Акча: Хольгер Виксон, спасибо, очень весело...))) А у меня глаз зацепился за эту фразу «Был Лузиан или Бастиан, ну, словом, д’Артаньян, И было, в общем, у него душ 26 крестьян. И вспомнились слова Брильи о том, что во Франции нет рабства...
ИогАнна: Акча, лукавит сей француз. Обычные для Запада двойные стандарты. Да и де Брильи не всю Россию видел, не везде было крепостное право. Прошу прощения, что среди тонких поэтических материй, но кому интересно: http://www.pravo.vuzlib.org/book_z983_page_39.html Или погуглите на "крепостное право". Во Франции есть нюансы.... В формах личной зависимости. И потом, Брильи это говорил в 1743 г., а д'Артаньян жил в 1620-е годы. И по регионам надо смотреть. Дарт - житель южной аграрной провинции. А если будет скучно, то откупори шампанского бутылку иль перечти "Женитьбу Фигаро". Бомарше (француз) написал во второй половине 18 в., действие происходит в Испании, хотя понятно, что это такая форма политической сатиры. Однако у графа Альмавива еще существует право первой брачной ночи. Что это, как не форма рабства? А потом была Великая Французская революция и Учредительное собрание приняло декрет "Об уничтожении феодальных прав и привилегий". Короче, я к тому, что пусть останется строка про "душ 26 крестьян". Дарт - обедневший дворянин из провинции. Из сельской местности.
Хольгер Виксон: Соодруги! Все Бастианы, Кристианы, медные шпоры, и прочее на совести автора Ильи Лопатина. Мне пришлось только сильно менять ритм и кое-где рифму. (Удивительно, что Джигурда никого не возмутил.) 26 душ крестьян на моей совести, по другому подчеркнуть бедность гасконца мне не пришло в голову. На моей же совести все неправильные ударения и коверканные слова. Да с капитаном под Ля-Рошелью я продуплил, исправлю. Но дупление это храническая болезнь моей первой ролевой команды, а дятел, делающий дупла, это их тотемный зверь. С Эльфелевой башней, да, получилось несоответствие, но первый вариант, а это моё "творчество", мне не совсем понравился: На службу нашему Луи всего себя отдам! Без этого нет жизни мне - шагну я с Нотр-Дам! Но упоминать собор парижской Богоматери в суе было некрасиво, и появилась "башня ЭйфелЯ". Эта "поэма" чистейшей воды стёб, и требовать каких-то соответствий нелогично. Она как... Но я рад, что эта "поэма" вызвала положительные эмоции.
ИогАнна: На службу нашему Луи всего себя отдам! Без этого нет жизни мне - шагну я с Нотр-Дам! Ах, вот так было... Можно то же самое сказать другими словами: На службу нашему Луи отдам жизнь до конца Иначе брошусь вниз башкой я с Луврского дворца. Ну, или какого-нибудь другого дворца - для рифмы. Турнельский дворец подошёл бы, но он уже к тому времени разрушен. Ну, конечно, стёб:-) А если такой? В Питере нынче на гардемаринской встрече наши пели. До этого я знала красноармейский вариант. КанцлерГи - История рыцаря (Крестоносцы)
Хольгер Виксон: ИогАнна пишет: На службу нашему Луи отдам жизнь до конца Иначе брошусь вниз башкой я с Луврского дворца. Пять баллов! Можно было бы и так. ИогАнна пишет: В Питере нынче на гардемаринской встрече наши пели. До этого я знала красноармейский вариант. На концертах Канцлера я громче всех орал, чтобы её исполнили на заказ слушателей. :-) Я тоже знаю красноормейский вариант. Под него на тропах шагать было весело.
Хольгер Виксон: А не спеть ли мне тихую бом-тирлимку? (После прочтения хроник Сиалы я решил написать и себе такую вот бом-тирлимку.) Вот клинок покинул ножны! Бом-тирлим, бом-тирлим! Все последствия возможны! Бом-тирлим, бом-тирлим! Вот выходит враг к баръеру. Бом-тирлим, бом-тирлим! Чтоб меня сразить умело. Бом-тирлим, бом-тирлим! Мы клинки скрестили дружно... Бом-тирлим, бом-тирлим! Ну зачем мне это нужно?! Бом-тирлим, бом-тирлим! Вот клинок в плечо мне клюнул. Бом-тирлим, бом-тирлим! А врагу я в морду плюнул. Бом-тирлим, бом-тирлим! Страшно враг мой разозлился. Бом-тирлим, бом-тирлим! Сам чуть насмерть не убился! Бом-тирлим, бом-тирлим! Даже шпагой он кидался. Бом-тирлим, бом-тирлим! Я за деревом спасался. Бом-тирлим, бом-тирлим! Вот о корень враг споткнулся. Бом-тирлим, бом-тирлим! Сам на свой клинок наткнулся. Бом-тирлим, бом-тирлим! Как-то странно получилось. Бом-тирлим, бом-тирлим! Вся дуэль недолго длилась. Бом-тирлим, бом-тирлим! Вот почти и песня спета. Бом-тирлим, бом-тирлим! Есть во мне душа поэта! Бом-тирлим, бом-тирлим! Тихо в землю враг ложится. Бом-тирлим, бом-тирлим! Вот и повод есть напиться. Бом-тирлим, бом-тирлим! Как врага мы помянули! Бом-тирлим, бом-тирлим! Чуть в вине не утонули. Бом-тирлим, бом-тирлим! Всё теперь в глазах двоится. Бом-тирлим, бом-тирлим! Я пойду апохмелиться. Бом-тирлим, бом-тирлим! (Все "бом-тирлимы" читать писклявым голосом капризной пятилетней девочки. :-))
ИогАнна: Андрей Белянин Научите меня песням. Я устал бренчать на лире. Научите меня песням, чтобы ненависть и кровь Зазвенели, растекаясь в этом полусонном мире, Где рождаются на струнах прародители стихов! Где летают альбатросы, где скользят меж сосен шпаги, Где соленые баллады сотканы из облаков, Где витают над планетой духи битвы и отваги, Возрождая неземную вдохновенную любовь! Научите меня песням. Вкладывая душу в звуки, Научите меня песням, отражая в нотах боль... О победах и паденьях, о печали и разлуке, О пустой попытке вжиться в мне навязанную роль. Невозможно отреченье от земли или от неба, Невозможно возлиянье и молитвы двум богам. В небе чувствуешь острее жаркий вкус вина и хлеба, На земле всю жизнь тоскуешь по небесным кренделям. Научите меня песням. Только чтоб о самом главном. Научите меня песням. Я рожден, я должен петь! Очень просто быть известным, убедительным и славным Прославляя томным альтом опустившуюся плеть... Успокойте мою душу, разверните мои плечи, Взвесьте все мои поступки на космических весах, И тогда взойдет из тлена знанье истины и речи, И тогда родится Песня там, где ныне пыль и страх!
Хольгер Виксон: Больше некому стало Делать дыры в бумаге окон, Но как холодно в доме. Тиё.
полная версия страницы